Надежда упаковала большой тюк с вещами для химчистки и поглядела на себя в зеркало. Что ж, сегодня с лицом и прической все в порядке. Московская тетя Таня была бы ею довольна.
Из тамбура послышался знакомый скрип двери, той самой, бывшей михайловской. Уши у Надежды Николаевны сами собой встали торчком, как у породистой овчарки, ноги, тоже сами, понесли ее к двери, а руки сами повернули рычажок замка.
Однако на этот раз из квартиры выходила не давешняя подозрительная девица. Женщина была другая, гораздо выше ростом, плотнее и как бы основательнее.
– Рая! – ахнула Надежда. – Надо же, я тебя сразу не узнала! Богатой будешь!..
– Уже! – рассмеялась Раиса.
Конечно, это была она.
– Слушай, как же ты изменилась! – восхищенно разглядывала ее Надежда. – Похудела, помолодела, выглядишь прекрасно.
– Спасибо, Надя, – кивнула Раиса и наклонилась, чтобы поднять многочисленные пакеты. – Вот приехала кое-что забрать. Мама просила.
Пакеты рассыпались, Надежда принялась помогать Раисе.
– Слушай, может, зайдешь? – спросила она. – Чаю попьем, расскажешь, как жизнь, как детки…
Раиса подняла голову и испытующе на нее поглядела.
Сомнения ее были вполне понятны. Надежда жила в этом доме всего два года. Это была квартира ее мужа Сан Саныча, в которой проживал он ранее с семьей своего сына. Сын уже два года работал по контракту в Канаде и собирался контракт продлять, так что Сан Саныч с Надеждой утвердились в квартире надолго. За два года, однако, Раиса с Надеждой сталкивались только у лифта или во дворе и вовсе не были чайно-кофейными подругами.
Теперь Надежда ответила на Раисин взгляд широкой улыбкой и распахнула дверь в свою квартиру.
– Заходи скорее, а то кот выскочит!
– От чая не откажусь, – смущенно сказала Раиса. – Все время есть и пить хочу, дети все высасывают. Можно и кофе…
– Ты еще кормишь? – восхитилась Надежда. – Двоих-то? Надо же, прямо мать-героиня! По нашим временам это большая редкость. А сейчас детки с бабушкой?
– С няней, – усмехнулась Раиса. – Еще есть шофер, горничная, кухарка и садовник.
– Вот здорово! – Надежда крутилась по кухне и не заметила взгляда Раисы. – Рада за тебя очень!
– Правда?
Что-то в ее тоне показалось Надежде заслуживающим внимания, и она бросила турку, в которой заваривала кофе.
– Конечно, – кивнула она. – Тяжело с двумя-то, а тут помощников столько!
– Ох, Надя, я пошутила, – рассмеялась Раиса. – Сторож один только живет, да еще женщина из деревни приходит помочь с уборкой раз в неделю. А дальше мы сами управляемся, зачем чужие в доме?
– И хорошо. – Надежда выставила на стол сыр, крекеры и конфеты. – Тебе кофе-то можно?
– Мне чашку побольше, и молоком разбавь… Ох, Надя, святая ты женщина!
– Да что ты? – удивилась Надежда. – С чего ты взяла?
– Независтливая, искренняя, всем всегда довольная, сплетни не любишь.
– При чем же тут святость, не понимаю? И кому мне завидовать? У меня все есть.
– Вот я и говорю, – вздохнула Раиса, намазывая крекер мягким сыром. – Ты прости, что я так пошутила. Проверить тебя хотела сдуру. Я, Надя, если честно, соседей очень не люблю. Не дом у нас, а настоящий гадюшник.
– Ты преувеличиваешь, – протянула Надежда. – Сплетничают, конечно, но ведь это везде так. Бабушек хлебом не корми – дай за чью-нибудь жизнь попереживать!
– Вот именно, что везде! В большом городе хуже, чем в деревне. И злые какие люди… Вот послушай, как милые соседи всю мою жизнь наперекосяк едва не пустили.
– Кофе еще налить?
– Налей, только послабее, а то близнецы мои ночь спать не будут. Вот, значит, вышла я замуж рано, в двадцать лет, мы тогда с мамой жили в пятиэтажке на Охте. Квартирка маленькая, конечно, но все же две комнаты. А муженек мой без квартиры был, в общежитии жил, сам из Белоруссии, здесь на стройке работал. Родила я Таньку, живем потихоньку. Проходит время, Таньке уж три года стукнуло. Как пошла она в садик, так, конечно, начала болеть. И все серьезно: то пневмония, то бронхит. Врачи говорят, надо, мол, в Крым ребенка везти. Поехали мы с мамой. Я думаю: поживу недели две, устрою их, а сама вернусь. Оставили, стало быть, Геночку моего одного в пустой квартире на две недели. И что он сделал?
