«Ассистент, иглу!» — весело бормотал он себе под нос, шагая вечером с работы домой по огромной трещине в асфальте, которая у него за спиной становилась меньше, а потом исчезала — будто ее и не было…
А потом пришла беда.
Случайностей становилось всё меньше. Сначала Ник не заметил этого — сложно уловить разницу между лавиной странных происшествий на единицу времени и лавиной-минус-один. Но когда минус принял значение десятков, парень забеспокоился.
Сначала исчезли совпадения, парные числа на циферблате часов и звонки «Ой, а я как раз о тебе думала». Потом перестали находиться вещи в неожиданных местах и попрятались нечеловеческие сущности. Найденные же разрывы мировой ткани было всё сложнее залечивать: вначале Ник грешил на ослабление собственной силы, но потом почувствовал, что виноват не врач, а травмы, которые становились тяжелее и глубже с каждым днем.
Родной город впервые стал казаться ему чужим. А иногда и вовсе враждебным. Когда Ник поздно вечером шел по засыпающим кварталам, между громадами домов — по привычке, как челнок, переходя с одной стороны улицы на другую, чтобы «зашить» проход для ветра, — дыхание города набрасывалось на него из-за угла. В переулках поднимался пронзительный свист, в лицо летела пыль и грязные пластиковые пакеты. Ник поглубже засовывал руки в карманы, надвигал капюшон на глаза и представлял себя туристом-первопроходцем, который идет к Северному полюсу. Помогало. Как минимум, пережить ураганные порывы ветра при минус двадцати градусах.
Когда количество разрывов свелось к одному-двум за сутки, Ник начал бояться. Теперь лечение было не детской игрой в сказочки и не пассами врача-терапевта. Он чувствовал себя выжатым и опустошенным, как после многочасовой полостной операции… да, примерно, столько часов теперь у него и уходило на лечение мира. Нетрудно было предположить, что, если тенденция сохранится, то с более редкими, но разрушительными прорывами он не справится. И что тогда?.. Проверять не хотелось.
Однажды Ник сел на подоконник, закурил сигарету в комнате — чего обычно не делал, предпочитая не дымить при близких — и посмотрел в окно. Чернильная темнота стекала по небу, превращая вечер в ночь. Потом из-за горизонта вынырнула луна. Из платяного шкафа вылетела и начала порхать вокруг белесая моль. Блеснула крыльями в лунном свете и вдруг бросилась на тлеющий кончик сигареты. Ник не успел отдернуть руку, и домашняя недобабочка осыпалась на ковер щепоткой пепла.
— Тебе пора, — сказал город.
— Понятно, — пожал плечами Ник и начал собирать дорожную сумку.
* * *
Со следующим поездом повезло — удалось взять билет на нижнюю полку. В купе оказался всего один сосед, крупный неразговорчивый мужчина с внушительной бородой, больше пассажиры не подсаживались.
Сначала ехали молча, потом бородач отложил газету в сторону и тихо спросил:
— Уже хирург?
— Что? — не понял Ник.
— Я пальцы твои рассматривал, — пояснил сосед. — Изрезанные и в синяках, как будто ты всю ночь напролет мироздание штопал.
— Так и есть. А вы..?
— Давай на ты. Я Курт.
— Ник.
— Будем знакомы. Руки не подам, извини, — он демонстративно помахал кистью в воздухе. Через всю ладонь змеился белый шрам. А если присмотреться, то и не шрам вовсе — а свежая рана, из которой сочилась черная лёдь. — Не на свой вес замахнулся, ну и об край — того…
— Очень больно? — глупый вопрос, но Нику больше ничего не пришло в голову. Как ни смешно, он первый раз говорил с таким же «видящим», и странность разговора перебивала все его попытки выдумать действительно нужные и правильные фразы.
— Скорее обидно. Я ж ведь не с детства таким стал. Ты, небось, судя по стажу в глазах, еще года в три на колобков в печи заглядывался.
— Не было у нас печи, — Ник невольно улыбнулся.
— Ну, значит, на домовят под кроватью любовался. Не в том суть. Скажи, ты помнишь, как оно — не видеть?
— Нет.
— А я вот помню. Мне только лет в двадцать это обухом ударило по голове — разом всё увидал: и призраков, и разрывы, и за край заглянул — испугался, конечно. В аварию попал и, видимо, выскочил из собственной шкуры, чтобы поменять сущее. И обратно уже не вскочил. Сначала думал, что с ума сошел, потом привык. Но всё равно ностальгия мучает по тем временам, когда я вместо живого солнца на небе умел видеть просто планету.
