— Это когда кричат, что колхозы есть творение антихриста? — усмехнулся Борис.
— В самое яблочко. Ты, оказывается, не такой уж темный, комсомол.
— Обидеть меня вам не удастся, гражданин политик.
Вальцов лишь улыбнулся в ответ.
— Не обидеть. Побольше сказать, что сам знаю, чудак-человек. На какие только подлости не способны кулаки! Знаешь какой лозунг они выбросили? «Сеяли вместе — убирать будем врозь».
— По-моему, это прямой призыв к произволу.
— Соображаешь, комсомол. Для вчерашних единоличников, мелких собственников, в душе которых тысячи сомнений, — это все равно, что зажженную спичку бросить в ведро с керосином. А когда разоблачили кулацкий вывих, он, кулак, сует в карман фальшивый документ — и в колхоз и разложит его, гад, изнутри… Представь, что может натворить такая вражина в несплоченном коллективе.
— Так распознают же его…
— Эх, мил человек! Я в партии, почитай, пятнадцать лет без малого, а видишь, что со мной сотворили. Ворошилов в ЦКК мою бумагу со своей запиской послал. А если б меня не знал Климент? Все, Дроздов, не просто.
— Восстановят вас, Иван Федосеич.
— Ни минуты не сомневаюсь. Тот же Ярославский знаешь что сказал обо мне подобных: врагу выгодно хорошего партийца вычистить, а дрянцо оставить. Кулацкие это происки…
— Но все-таки не пойму. Наши-то ответные меры почему так несвоевременны?
— Ну… я бы так не говорил. Принимаются, и даже слишком поспешно. На мой взгляд, иногда нарушается принцип добровольности при вступлении в колхоз. Этот вот грешок имеется…
— Зачем вы такое говорите, Иван Федосеич? Тут все-таки линия партии…
— Что ты понимаешь в этих линиях! Слабовато Ленина знаешь, а если читал, то мало. Ну-ка, признавайся…
Едва удержался Борис, чтобы не ответить Вальцову резкостью. Но Вальцов вдруг побледнел и замер.
«Что это с ним?»
Но через мгновение он встрепенулся, быстро глянул на Дроздова.
— Не сердись, Борис. Сорвался я. Юзовского вспомнил. Он мне, паразит, как раз о линии партии… Это мне, балтийцу! — Вальцов гневно плюнул себе под ноги. — Давай, браток, не будем портить себе хороший день. Разберутся. Как-никак ЦКК. А? Как думаешь, комсомол?
— О чем разговор, Иван Федосеич. Я вам верю.
Вальцов испытующе взглянул на Бориса, будто старался проникнуть в самые затаенные уголки его души.
— Твои слова, Дроздов… Бальзам мне на душу. Я так нуждаюсь именно в таких словах. Спасибо.
Вальцов коротко давнул ладонью Бориса, снова обнял его и лихо выкрикнул:
— Двинули!
Вскоре они свернули в какой-то переулок и минуты через две поднимались по ступенькам к широким дверям.
— Пивная, — объявил Иван Федосеевич. — Не так давно здесь грязь была непролазная. А теперь мои бывшие смежники — общепит — вроде бы навели кое-какой порядок.
Особого порядка Борис, правда, не увидел. Столы без скатертей, сплошь были заставлены пустыми пивными кружками. Молодая женщина в залитом пивом переднике носилась по залу, собирая их. Крупные капли пота стекали по ее полному, еще не утерявшему свежести лицу. Посетителей оказалось не так уж и много. Был тот час дня, когда рабочие с завода уже прошли, а конторским служащим еще предстояло работать. Любителей пива совсем недавно было много, если судить по кружкам: волна только что схлынула.
— Давай-ка, Борис Андреич, сами потрудимся. Официантка, вишь, истекает потом.
За две минуты они дружно очистили стол и хотели уже заняться самообслуживанием, но их опередила толстушка.
— Спасибо, мои милые, — улыбчиво и певуче еще издали заговорила она, торопливо приближаясь к их столу. — Вот вам за труды.
Она как букет протянула Борису аппетитную тараньку. С алчным урчанием ее цапнул своей ручищей Вальцов. Все трое рассмеялись.
— За такое богатство мы тебе еще три стола очистим, — воскликнул Иван Федосеевич и под заливистый смех официантки действительно бросился очищать столы от пивных кружек. Волей-неволей забегал и Дроздов, заражаясь дурашливым настроением напарника.
— Ай да Натаха! Каких бравых помощничков сагитировала, — раздался мощный бас из-за стойки. Борис только сейчас рассмотрел толстого усатого буфетчика. — Вот бы все такие были! — приналег на голосовые связки толстяк.
