— Ты пришел за мной да? — мальчик закрыл глаза и повернулся лицом к чему-то теплому.
Он не ощущал страха. Разве может быть смерть страшнее того, чего боялся Ланс и о чем было сказано чуточку выше. Конечно же нет — смерть лишь пустяк. Несущественная проблема, о которой не стоит задумываться.
Прозвучало шипение. Наверно, Ланс должен был разобрать его тон или что-нибудь еще, хоть что-нибудь, что намекнуло, рассказало, поведало трагичную историю, мало чем отличающуюся от легенды о волшебнике из Скэри-сквера. Но Геб не понял этого шипения, ведь он не был змееустом. Ланс любил зверей, они любили его, но он никогда не понимал их, но они всегда заботились о нем. Порой они подсказывали ему что хотят сказать, и Герберт мог приоткрыть полог над тайной природы, но не более. Ланс знал лишь один язык — человеческий. Поэтому он завидовал Поттеру, который не ценил того, что имел.
Ходить в обносках, когда имеешь целое состояние, общаться и дружить лишь с двумя, когда можешь стать своим у целой страны, ныть и плакать, когда нужно бороться до крови, до потери сознания и дикой боли во всем, что может болеть. Быть Гарри Поттером, когда можешь быть тем, кем захочешь сам. Ненавидел ли Ланс Поттера — бесспорно, завидовал ли — неоспоримо, желал ли смерти — ни капли. Герберт Ланс стал выше этого, выше того, о чем шептал уродец.
— Извини, — улыбнулся парнишка. — Моя тебя не понимать. Слушай, ты это — скажи народу, что бы не писал на эпитафии «он погиб глупцом». Пусть лучше накарябают что-нибудь вычурно-пафосное. Например «ни секунды в сомнениях».
И вновь шипение. Такое, от которого обливался страховым потом, а принц чувствовал себя спокойней, такое, от которого уродец холодел и жался, а принц разгорался тем самым пламенем, которое всегда жило внутри. Такое, которое было непонятно одному, но нисколько не заботило другого.
Ланс услышал далекое шуршание балахона и холод, окутавший его с ног до головы. Услышал костяной скрип и стальной скрежет. Старушка с косой была рядом. Прозвучало очередное шипение и даже сквозь закрытые глаза, мальчик увидел ряды длинных, острых клыков.
— Может тебе зубную щетку подарить? — усмехнулся парнишка. — При таком количестве зубов, она просто незаменима.
Шли секунды, а Ланс все ждал. Когда же он погибнет упертым глупцом (уродцем) по версии таких мудрых и правильных взрослых, и несгибаемым, отважным и храбрым приключением(принцем) по версии глупых и не послушных детей. Но ничего не произошло, смерть, вновь прошуршав балахоном, вдруг отступила.
А потом раздался оглушительный грохот и стук камней о камни. Ланс открыл глаза. Перед ним высился огромный змей, метров двадцать в длину и два в ширину. Голова змея, размером с легковушку, была припорошена каменной крышкой и залита темной, почти черной, кровью. Древний, почти двухтысячелетний василиск, сам себя бил башкой о стену, пока, наконец, не замер. Юноша поднялся, им было больно — и змею, и принцу.
— Ты, наверно, храбрее, чем я, — улыбнулся парнишка, протягивая руку.
Змея опустил голову и коснулся своими ноздрями-полосками, мозолистой, грубой, рабочей ладони музыканта. А Ланс, слушаясь принца и не боясь, посмотрел туда, где жила смерть. Он посмотрел в глаза василиска. Наверно, их мало кто видел. Но они были красивы. Вы думали что они красные? Вы ошиблись. Что они зеленые? И вновь не так. Изумрудные? Опять не верно. Они были цвета рассветного неба, часть их была черенующе-синие, а другая — алеюще-розовой. Прекрасный глаза, похожие на ... в общем, ни на что не похожие. Юноша провел по зеленой чешуе, который должна была оставить царапина на бриллианте, но даже не поцарапавшая кожу паренька.
— Хреново нам с тобой, да? — хмыкнул Геб. — Ты в рабстве у людей, я в рабстве у себя.
Змей зашипел, Ланс его не понял.
— Прости, глазастый, — вздохнул Ланс и закусил губу из которой уже струйками бежала кровь. — Ты спас меня, но мне не спасти тебя. Я слишком слабый. Вот Поттер да — он бы выручил, но он дебил.
Змей вновь зашипел, Ланс опять ничего не понял, но почувствовал себя чуть легче. Вдруг, юноша почувствовал как что-то мерзостное окутывает змея, как что-то яростное просыпается в глазах.
