— Я понимаю, что вы имеете в виду, — проговорил Уимси.
— Смею заметить, дело не такое уж запутанное, — согласился Глейшер, — если не учитывать обнаруженные факты против Велдона, Брайта и Перкинса. Если не против них, то против кого же еще нам их собирать? Против большевиков? Кстати, этот Перкинс большевик или коммунист, а если он им является, то, возможно, и Велдон, раз у них взаимное алиби.
— Да, понимаю. Вот и получается, что сначала вы хотите, чтобы виновным оказался Велдон потому, что он добивается денег своей матери, и вы утверждаете, что Перкинс может быть его соучастником, так как предоставляет алиби для Велдона. Теперь вы хотите, чтобы виновным оказался Перкинс, ибо он — коммунист, и поэтому вы говорите, что его соучастником должен быть Велдон, поскольку он предоставляет алиби для Перкинса. Но ведь просто невозможно, чтобы обе ваши теории оказались верными. А откуда Велдон и Перкинс узнали друг друга?
— Мы еще не завершили расследования.
— Да; однако, вряд ли это возможно, правда? Учитель школы графства с Тоттенхэм Корт Роад и Хантингтонширский фермер. Как? Каким образом? Какая вероятность их знакомства? А что касается Брайта — так тут у вас вообще нет ничего — НИЧЕГО, чтобы связать его с ними. И если его история правдива, то в таком случае нет никаких доказательств, что Алексис не покончил жизнь самоубийством. И в любом случае, если вам требуется доказательство убийства, вам придется связывать Брайта с кем-нибудь из них, и конечно, вы не найдете здесь никакой связи.
— Брайт получал какие-нибудь письма? — спросил Уимси у Умпелти.
— Ни строчки… во всяком случае, пока он объявился здесь.
— Что касается Перкинса, — произнес Глейшер, — мы скоро получим о нем сведения. Да, он попал под машину и временно выведен из строя, и это должно было бы озадачить его соучастников не меньше, чем нас. В общем, они могут ожидать от него какого-нибудь послания на какой-нибудь условленный адрес, под чужим именем, в том или другом городе.
— Вы будете упорно утверждать, что это Перкинс, — запротестовала Гарриэт. — Вы, что, действительно считаете, что он смог проскакать на неоседланной лошади вдоль берега и перерезать человеку горло до кости?
— А почему бы и нет? — осведомился Умпелти.
— Разве он похож на такого человека?
— «А я похож? — спросил Плут. Который действительно не был похож, будучи полностью сделан из картона». Я ни разу не видел этого малого, однако согласен, что, судя по его описанию, вряд ли это он, — Уимси усмехнулся. — Но с другой стороны, знаете ли, наш приятель Генри принял МЕНЯ за некоего слабенького прожигателя жизни и завсегдатая ночных клубов.
Гарриэт быстро взглянула на его худощавые конечности и гибкую фигуру.
— Не стоит напрашиваться на комплименты, — холодно произнесла она. — Всем нам известно, что ваша томная внешность — обманчива, а на самом деле вы способны завязать вашими артистическими пальцами кочергу. А вот Перкинс действительно дряблый, шея у него как у цыпленка и хиленькие ручки. — Она повернулась к Глейшеру. — Не могу себе представить Перкинса в роли головореза. А вообще-то первоначальные улики у вас были против меня и, кстати, более чем у кого бы то ни было.
Глейшер прищурился, однако принял этот выпад с флегматичным видом.
— Совершенно верно, мисс. Мы могли много чего сказать по этому поводу.
— Безусловно. Кстати, почему вы отказались от ваших подозрений в отношении меня?
Какое-то природное чутье предупредило Глейшера, что он ступает по тонкому льду.
— Ну, все казалось слишком очевидным, — ответил он. — И кроме того, мы не смогли проследить никакой связи между вами и покойным.
— Очень мудро с вашей стороны было расспрашивать обо мне. Ведь у вас имелось только мое честное слово, не так ли? А ведь снимки свидетельствовали о том, что я довольно хладнокровная, правда? А мой первоначальный рассказ был некоторым образом… скажем… полным всяческих случайностей?
— Именно так, мисс — Глаза суперинтенданта были лишены всякого выражения.
— Кстати, кому вы задавали вопросы?
— Вашей приходящей служанке, — ответил Глейшер.
— О! Вы думали, что ей известно, знала ли я Поля Алексиса?
