Уимси смутно осознавал, что Велдон не попрощается ни под тем, ни под другим предлогом. Он охотно даст ему уйти. Ему необходимо обдумать это дело…
Немного поразмышляв в одиночестве в своей комнате, Уимси подошел к точке, откуда он мог начать работу дальше и уже с некоторой уверенностью. Первоначальный план Велдона был напрочь разбит показаниями Гарриэт. Что же будет делать Велдон дальше?
Он мог ничего не делать. Это могло оказаться самым безопасным изо всех путей. Он мог просто положиться на вердикт коронера и надеяться на то, что полиция, Уимси и Гарриэт тоже примут его. Но хватит ли ему такого стойкого мужества на это? Да, он мог ничего не делать, если бы не знал о шифрованном письме, в котором могло находиться подтверждение, что самоубийство было убийством. Если дело обстоит так, или если Велдон потеряет голову, то тогда ему придется прибегнуть ко второму пути. Но если он будет, то какой? Несомненно, это будет алиби на два часа дня, то есть подлинное время убийства.
Что же он говорил по этому поводу? Уимси заглянул в свои записи, которых у него значительно прибавилось за последнее время. Велдон смутно упоминал о возможном свидетеле — неизвестном, который проходил через Дарли и спросил у него время.
Конечно, Уимси уже подозревал этого свидетеля, человека, спрашивающего время — таков уж основной характер детективной литературы. Уимси рассмеялся. Теперь он почувствовал себя уверенным. Все было предусмотрено, и этот способ в случае необходимости устранял опасность свидетельских показаний Гарриэт. Сейчас не хватало алиби на то утро, а оно было нужно для того, чтобы вызвать на себя огонь противника. Алиби на два часа должно быть налицо. Только ведь в действительности не это время будет железным алиби. Это, вероятно, будет фальшивкой. И вполне надежной фальшивкой, однако — несомненной фальшивкой. И тогда к мистеру Генри Велдону начнет зловеще и угрожающе приближаться сумрак темницы.
„Если окажется, что это было совершено тогда, когда совершено, — значит убийца Генри Велдон“, — сказал милорд сам себе. — Если я прав, тогда свидетель на два часа дня объявится быстро.
А если он объявится, я узнаю, что прав».
И это было логичным после действий Велдона.
Глава 22
Свидетельствует манекенщица
Суббота, 27 июня
Воскресенье, 28 июня
В комнате покойного Поля Алексиса Гарриэт Вэйн чувствовала себя вполне удобно. Вежливое письмо от ее литературного агента, в котором спрашивалось, «будет ли осенью готова ее книга для публикации», возвратило ее к проблеме городских часов, но
Гарриэт обнаружила, что отдает этому вопросу слишком много внимания, которое приходится делить с удивительной неразберихой в деле Алексиса, по сравнению с этим делом, интрига в романе Гарриэт казалась ей слабой и слишком очевидной; особенно, когда ее обезьяноподобный Роберт Темплтон начинал проявлять склонность к скучным разговорам, как лорд Питер Уимси. Гарриэт заметила, что откладывает работу в сторону — чтобы как бы «прояснить» ее (хотя в действительности это делалось ради чашечки кофе). Писатели-романисты, наталкивающиеся на препятствия при детальной разработке интриги, быстрее справляются с проблемой «прояснения» влияния и действия подсознания. К несчастью, подсознание Гарриэт приготовило ей еще один кофе, чтобы за ним снова рассеять сомнения и довольно решительно отказаться заниматься вопросом, касающимся городских часов. При подобных обстоятельствах, по общему признанию, бесполезно требовать от своего подсознания каких-либо дальнейших шагов. Вместо того чтобы писать, Гарриэт поудобнее устраивалась в кресле и читала книгу, взятую с полки Поля Алексиса, и единственной ее мыслью было освободиться от подсознания, необходимого для ее работы. На сей раз ее сознание поглощало огромное количество всевозможных сведений о Русском Императорском Дворе и еще более удивительное количество романтических рассказов о любви и войнах в Руританских Государствах. Поля Алексиса, очевидно, привлекал вполне определенный сорт художественной литературы. Ему нравились повести о ловких сильных молодых людях изумительной красоты, которые превращались в безукоризненных джентльменов несмотря на самое отвратительное окружение и впоследствии оказывалось, что они были наследниками монархов, и наконец, в последней главе успешно руководили восстаниями преданных верноподданных, побеждая козни злобных министров, и потом появлялись на балконах, одетые в сине-серебристую форму, чтобы принять овации своего радостного, освобожденного народа. Иногда им помогали храбрые, прекрасные английские или американские наследницы, отдающие свои богатства в распоряжение партии верноподданных; иногда эти молодые люди пребывали в состоянии искреннего искушения презреть невест своей национальности, но в самый последний момент спасали их от неравных браков со зловещими премьер-министрами или еще более зловещими советниками; снова и снова им помогали молодые англичанки, ирландки или американки с точеными профилями и сверхизобилием энергии; и в каждом случае с героями происходило множество ужасающих побегов и приключений на суше, в море и в воздухе. Зловещие президенты ни о чем не думали, кроме добывания денег любыми грязными каналами, чтобы обеспечивать себе политическую карьеру. Они пользовались для своих омерзительных целей любыми интригами; а Величайшие Европейские
