Свое донесение он так и не отправил за границу. Когда Крикун спросил, кому конкретно заготовил он свое послание, Малогутий после недолгих колебаний с неохотой признался:
— Генералу Улагаю.
— Улагаю?
— Ему.
Крикун подшил в «дело» конверт и отложил на некоторое время донесение, чтобы разобраться с его автором, подумать, как можно употребить эту бумагу для непосредственного выхода на Улагая. Использование рекомендательных писем как визитной карточки для представления нужной особе было принято в высшем обществе с давних пор. Над этим и задумался Крикун.
Молчаливая скромность Крикуна хорошо была известна всем, кто с ним работал. В его характеристике в «личном деле» отмечалось:
«Тов. Крикун — один из скромнейших и преданных членов РКП(б). Он способен вывести всех на чистую воду».
Что же касается Малогутия, то он так и не узнал, что рядом с ним долгие месяцы жил один из тех самых «верных советских служащих», который делил с ним все тяготы лесной жизни, ходил по опасным извилистым тропам в горах, чтобы разложить банду изнутри, вывести ее на засаду чекистов, передать в руки закона. Нелегко ему было войти в доверие к бандитскому вожаку Малогутию, невыносимо трудно было жить среди бандитов, которые звериным нюхом ловили малейшие подозрительные запахи и сразу, как разъяренные звери, разрывали на куски свою жертву. Но Николай Гуляев, не раз стоявший под дулом револьвера самого Малогутия, справился с данным ему поручением. Это он привел остатки банды на зимовку, которую заблаговременно подготовили чекисты. А указал ему то место Андрей Крикун.
Теперь Гуляев сидел в кабинете на «допросе», уставший, много переживший и еще не освободившийся от потрясений лесной жизни, заросший густой черной бородой. Он рассказывал не столько о выполнении им задания, сколько о самих бандитах и их главаре Малогутий, у которого исполнял роль писаря и не раз писал под его диктовку отчеты для заграницы.
— Отчеты? Это интересно. Кому они предназначались? — спросил Фролов, начальник отдела ЧК.
— Для передачи за границу.
— Отчеты и нам нужны. Борьба с бандитами далеко еще не закончена. Гибнут люди, достается и нашему брату. Вы успешно выполнили задание рабоче-крестьянской власти по борьбе с контрреволюцией, на деле доказали свою преданность пролетариату России, мировой пролетарской революции, поэтому принято решение о зачислении вас на работу в ЧК.
Гуляев встал и стоя слушал Фролова. От неожиданности он не сразу нашел что сказать. Фролов видел, как волновался бородач, понимал, как ошарашил Гуляева своим предложением, и решил чуть смягчить разговор.
— Брат твой давно служит в ЧК, и по его рекомендации зачисляем тебя. Кто же лучше брата тебя знает и кто лучше его может за тебя поручиться? Правильно я говорю, товарищ Гуляев?
Гуляев хотел было сказать, что его отец — полковник царской армии, что он сам пять лет, с 1912 по 1917 год, учился в Одесском юнкерском училище, а затем, уже после Октября, кончал Пятигорское реальное, несколько месяцев служил рядовым в гусарском дивизионе. Гуляев не питал особой симпатии к белому движению, но, подхваченный мутной волной контрреволюции, как сын белого офицера, оказался на какое-то время в стане бело-зеленых. Сейчас он стоял перед Фроловым, обо всем этом вспоминал и сожалел, но из прожитого выбросить ничего не мог. Его брат Юрий работал в ЧК. Однажды братья с помощью Крикуна встретились. Сходились с заряженными револьверами в руках, как на дуэли. Крикун стоял поблизости наготове. Выстрелы не прогремели. Говорили недолго, в темноте, на опушке леса. Договорились без лишних слов. Николай согласился помочь чекистам ликвидировать банду Малогутия. Это согласие явилось переломным моментом в его жизни. Тут же Юрий познакомил Николая с Крикуном...
— Товарищ Фролов, позвольте поблагодарить за доверие.
— Благодарите за это Крикуна. Горой за вас.
«Весь мой остальной сознательный отрезок жизни, — писал Гуляев позднее в автобиографии, — я решил посвятить работе не за страх, а за совесть в органах ОГПУ».
Фролов все это знал, верил ему и уточняющих вопросов к его автобиографии не задавал, а в отношении полковника Сеоева, возглавлявшего банду в горах, вопросов было много.
