Пора кончать эту двойную жизнь — в маленьком городе ничего не утаишь. За завтраком она сказала Саше:
— Я думаю, тебе стоит подсуетиться насчет билетов на благотворительный бал.
— Ты не можешь попросить их у Серафима?
— На всех? Мне неловко. — Она опустила глаза.
Он насмешливо посмотрел на нее:
— Брось, Наталья, кончай игру.
— Но мы давно играем в военно-историческую игру. — Она не мигая смотрела ему в глаза. — Мы даже ведем себя как гусары.
— Да, печемся о том, что подумают о нас в обществе, а не о том, что мы думаем друг о друге? — тихо спросил он.
— Нам так удобней. — Она пожала плечами. — Поэтому сходи в музей к Варваре Николаевне Беломытцевой…
— Это неправда, что времена не выбирают, — говорил Ястребов, направляя Варю к большому зеркалу. В нем отражались пары, которые кружились под музыку вальса.
Он танцевал хорошо, одно удовольствие иметь такого партнера в учителях. Варя чувствовала себя легкой, невесомой, она казалась себе пушинкой, прилипшей к плотному, сильному и очень мужскому телу. Может быть, те, кто два с лишним века назад, когда вальс запрещали, считал его безнравственным танцем, были не так уж не правы?
Она почувствовала сквозь платье его твердый живот, его бедра… Ей было и неловко, и… очень ловко. Варя втянула носом воздух. Этот танец слишком похож на другие объятия, при мысли о которых она розовела, как ни старалась удержаться.
— Вы так считаете? — Варя подала голос только потому, что Ястребов молчал и не сводил глаз с ее лица. Она поняла, что должна отозваться.
Ничего другого Варя сказать не могла, потому что его рука обжигала талию. Он словно невзначай подталкивал Варю, прижимал ее к себе. «А у него есть животик», — догадалась Варя и испытала непонятное успокоение. Она пыталась найти причину этого удовольствия, но волнение от близости Ястребова захлестывало. Внезапно, когда музыка взвилась вверх, ее осенило. Как же она могла забыть? Татьяна говорила, что мужчины с животиком не умирают от сердечных болезней.
Ястребов, почувствовав Варину радость и податливость, истолковал их по-своему. С еще большим жаром он принялся развивать высказанную мысль:
— Я, например, уверен, что живу во вчера. Работаю — в сегодня.
— Но вы родились в сегодня. Вы же не сами выбрали время? — засмеялась Варя.
— Я сам выбрал то, что называют «вчера». Понимаете? — Он рывком прижал Варю к себе. — Я не тот человек, который живет в завтра. Те люди — другие. Они мыслят иначе, они пытаются осознать то, чего еще нет, примерить… — Он поморщился. — Хорошо, если на себя. Но чаще всего будущее они прикидывают на других. — Он усмехнулся. — Они способны сделать предложение, которое огорошит такого, как я… Человека из другого времени. Причем вовсе не желая обидеть…
Варя вздрогнула. Откуда он знает? Ведь это ей сделали предложение… На острове Сааремаа. Как он верно сказал: мать Юрия и сам он — люди из завтра. А то, что они ей предложили, испугало ее…
— Холодно? Закрыть? — Саша посмотрел на форточку большого окна, из которого тянул ветерок и колебал пламя свечей. Обучая танцам, гусары постарались воссоздать в фойе драматического театра, где будет проходить бал, старинную бальную атмосферу.
— Нет-нет, не надо. Все в порядке. Продолжайте. Просто вы сказали то, о чем я сама думала. Так неожиданно…
— Правда? А в каком времени вы себя чувствуете лучше всего?
— Я всегда думала, что в сегодняшнем дне, — усмехнулась Варя. — Мне нравилось бывать в лесу с Родионом Степановичем, это мой дедушка, я вам говорила. Птицы — они сегодняшние. У них короткий век. Их песни надо записать сейчас. Но когда я оказалась в музее, я почувствовала, как мне уютно в старых стенах, среди старых вещей… Там, где прошлое.
Ястребов засмеялся и нежно пожал ее пальцы.
— Я рад, что мы говорим на одном языке, Варвара Николаевна. — Музыка смолкла, но он не отпускал ее от себя. Она тоже стояла, не пытаясь высвободиться из его объятий. — А можно… — начал он, а она вздрогнула. Не хочет ли он попросить разрешения поцеловать ее? — Можно, я буду называть вас Варей? — спросил он, и она быстро закивала, испытывая облегчение и некоторое разочарование.
