Какие же обязательства обеспечивались подобными процедурами? Тексты не сообщают нам о них — они не записывались. Но угадать их нетрудно, и были они весьма просты. Иосиф Флавий излагает их так: хранить страну для царя вавилонского. Хотя он писал много времени спустя после рассматриваемых нами событий, такая формула кажется весьма правдоподобной. Она объясняет отношение Навуходоносора к царям Леванта и его поведение с ними. Тем самым он налагал на них обязанность платить ежегодную дань; он получал ее именно от них, а не от местных народов. Навуходоносор постоянно указывает на это в своих надписях.
Дань следовало направлять в Вавилон, а точнее — в царский дворец. Кроме этого факта, мы о ней не знаем ничего — ни размеров, ни того, кто занимался их назначением. Тексты дают лишь расплывчатые определения дани: «знатная» или «великолепная». Прежде всего выплата дани являлась экономическим обязательством, но в той же мере и политическим символом. Таким образом покупался мир. Это был единственный способ, которым цари демонстрировали лояльность к своему повелителю в Вавилоне, иных доказательств от них и не ждали. С другой стороны, публично порвать с Навуходоносором имперские цари тоже могли только путем задержки выплаты дани. Иехония Иудейский не посылал ее три года, и лишь тогда Вавилон спохватился.
Такой отказ был тяжелейшей провинностью, ибо, судя по надписям, вавилоняне не добивались никаких других публичных изъявлений покорности. От имперских царей они не требовали ни визитов в метрополию, ни письменных деклараций, регулярно подтверждавших их преданность вавилонской власти. На четвертый год своего правления Седекия отправился к Навуходоносору — но то была его собственная инициатива. Держали ли вавилоняне из предосторожности иноземных принцев заложниками при своем дворе? В прежние века ассирийцы, чтобы получить гарантии покорности правителей, систематически прибегали к этой мере. Навуходоносор, видимо, не следовал их примеру. Нам не кажется правдоподобным, что, уводя Иехонию в вавилонское изгнание, но сохраняя за ним титул «царя Иудейского», он желал держать в тревоге Седекию. Или, быть может, он оставлял за собой возможность вернуть его или кого-то из его детей на иерусалимский трон? Но эта гипотеза не подтверждается фактами.
Прежде, при ассирийском владычестве, страны империи принуждались поставлять в ассирийскую армию свои воинские отряды. Иеремия, а позднее Иосиф Флавий говорят, что вместе с вавилонянами сражались сирийские войска. Что это было — особая, чрезвычайная повинность или, наоборот, слишком обыкновенная, чтобы вавилонские тексты соизволили упомянуть о ней? В любом случае никаких сведений на сей счет нет. Навуходоносор об этом умалчивает.
Кроме того, ассирийцы применяли массовые переселения народов всего «Благодатного полумесяца»: путем перемешивания их они желали предотвратить возможные восстания. Но их собственной страны это не касалось: люди, поневоле прибывшие из других мест, расселялись только по окраинам империи. Навуходоносор использовал тот же метод, чтобы сломить сопротивление иудеев; но его политика имела в основе социально-экономическую цель — восстановить численность населения Вавилонии. Поэтому территории и имущество, оставленные по его приказу иудеями, не были переданы другим народам, тогда же, в свою очередь, переселенным из других областей.
Так что обязательства были крайне просты, но тем вернее следовало их соблюдать. Поэтому последствия нарушения кляты были ужасны, но только для самих клятвопреступников. Вавилоняне строго следили за тем, чтобы не пострадали невинные люди, далекие от власти. Мятежные же цари и те, кого их политический и общественный статус делал соучастниками (например, в Иерусалиме это были храмовые служители и военные), предавались смерти. Политика, проводимая Навуходоносором в Афеке и ставшая известной благодаря письму некоего соседнего царька к фараону, весьма показательна. Это левантийское поселение (его местонахождение ныне неизвестно) отложилось от Вавилона; во время наступления после битвы при Кархемише вавилонский владыка обошелся с ним энергично, но аккуратно. Наказания имели различные степени тяжести. Так называемый «начальник» (прежде, очевидно, покорявшийся Вавилону) имел в городе верховную власть и, вне всякого сомнения, был зачинщиком мятежа; стало быть, он нес за всё полную ответственность и был предан смертной казни. Его помощник («писец») был всего лишь отрешен от должности: хотя его и признали виновным, но скорее поневоле.
