В холле послышался шум. Я удивился. Дамы вернулись с работы. Разве уже так поздно?
Они вошли, снимая вещи и переговариваясь на повышенных тонах. Похоже, они были чем-то очень расстроены.
И Адора и Кенди говорили о психиатрах и употребляли слова из трех букв, которые совершенно не подходят для женских уст. Я решил, что они потрясены демонстрацией аборта, которую видели утром по моему экрану. Потом они перешли к психиатрическому регулированию рождаемости, и слово из трех букв зазвучало еще чаще.
– Мы должны бороться до последнего, – сказала Адора Бей, урожденная Щипли. – Поэтому нам надо все хорошенько обдумать.
Наверное, у меня был на редкость глупый вид, когда я в халате появился на пороге своей комнаты, потому что Адора пристально взглянула на меня.
Плохой знак.
– Присаживайся, муженек, – указывая на стул, велела она.
Я сел.
– Хватит нежничать, – сообщила она мне. – Мы все спланировали. На следующей неделе мы начинаем обращать в свою веру "голубых".
– Мужчин? – спросил я.
– Верно, – резко ответила она. – Пока мы заняты только половиной проблемы, дальше нам не продвинуться. Психиатры так натаскали этих (…), что они могут только развратничать и брать в рот. Банда (…) придурков-шовинистов! Вот тут ты нам и пригодишься.
– Потише! – произнес я. – Я не собираюсь иметь дело с «голубыми»! Я их не перевариваю. Меня тошнит даже при одной мысли о них.
– Ладно, перестань. Тебе нужно просто привлечь их к антилесбиянской кампании: пусть «голубые» стоят вокруг и смотрят, что они теряют.
– Ни в коем случае! – крикнул я. – Они возбудятся, схватят меня и изнасилуют в (…). Нет, мадам Щипли Бей. Нет и нет! Это мой окончательный ответ. Считайте, что я вышел из игры. Моей деятельности пришел конец. И нет смысла говорить об этом. Возьмите ружье. И пристрелите меня. Подайте на меня в суд за двоеженство. Но можете убираться к черту вместе со своими "голубыми".
Адора страшными глазами посмотрела на меня. Прищурилась. Она не терпела возражений.
– Так я и думала, что этим кончится. Я уже слышала твое мнение по этому поводу. Потому-то и приняла кое-какие меры предосторожности. Сейчас я тебе кое-что покажу. – Адора щелкнула пальцами: – Дай большой конверт, Кенди.
Кенди передала конверт. Открыв его, Адора Бей сказала:
– Эти снимки только что получены из одной частной фотостудии. – Она достала их.
Это были большие цветные фотографии 25 на 27 сантиметров.
– Вот, – сказала Адора, – это ты с Майком, а это ты с Милдред. Снимала Крошка. Великолепные цвета. Выглядят как настоящие, верно? Тела особенно хорошо получились!
– При чем здесь они? – подозрительно спросил я. – Мы говорили о «голубых», а тут, как видишь, женщины! Этого никто не сможет отрицать. Так что же это доказывает?
– Ничего особенного. Только то, что ты развратник. – И тут на ее лице появилась фальшивая улыбка. – Взгляни-ка лучше на это!
Я и Крошка!
На первой фотографии был запечатлен момент, когда она чуть не сбила меня с ног, но из-за развевающегося халата все выглядело так, словно я набросился на нее!
– А теперь полюбуйся номером два! – злорадно процедила Адора.
Я пытался отвести руки Крошки, но было похоже, словно я схватил ее!
– Хватит! – взвизгнул я. – Фотографии врут!
– Вот как? – злорадно ухмыльнулась Адора. – Посмотрим номер три!
С выражением ужаса на лице Крошка, казалось сопротивлялась сексуальному насилию. А на самом деле я пытался скинуть ее с себя!
– Нравится, а? – вопросила Адора, глядя на мое перекосившееся лицо. – Думаю, номер четыре должен тебе понравиться. Выглядит так реалистично.
Я выпучил глаза. Голос мой превратился в тонкий писк:
– Но она сама встала на колени! Я не заставлял ее! Я пытался ее поднять!
– Классная порнуха, – ухмыльнулась Кенди, глядя через мое плечо.
– Да, но мы ведь еще не закончили, – заметила Адора. – Взгляни на номер пять!
На снимке была изображена Крошка, отступавшая к кровати. На лице у нее застыло выражение ужаса. И опять все выглядело не так, как происходило на самом деле.
– Эй! – вскрикнул я. – Я пытался привести ее в чувство!
– По фотографии этого не скажешь! – зловеще улыбнулась Адора. – А вот и номер шесть!
