Не имело почти никакого значения то, что они спали в одежде, сняв только сапоги, жилеты и галстуки. С галстуком маркиз ей помог — стоя искушающе близко, он развязал узел, поминутно касаясь ее шеи и подбородка, а она в это время, не отрываясь, смотрела ему в лицо своими огромными миндалевидными глазами, полными вопросов и сомнений, которые были зеркальным отражением его мыслей. Единственная разница заключалась в том, что за ее неуверенностью горела искра доверия, которое он не смел предать.
Ведь даже сквозь одежду ее тепло воспламеняло его. Он не мог не вспоминать о ее обнаженном теле, освещенном лунным светом. Ему до боли хотелось почувствовать в руках ее маленькую крепкую грудь, коснуться губами сосков.
Зачем только он попросил ее остаться? Уже произнося те роковые слова, он с отчетливой ясностью предвидел муки, которыми обернется для него ее присутствие рядом. Возможно, он хотел заставить себя страдать? Если да, результат достигнут сполна. С каждым стоном наслаждения, который его опытные руки исторгали из ее уст, он мысленно корчился от боли. Но увы, Саймон был обречен лишь наблюдать и догадываться, как много волшебства могли бы подарить ему ее прикосновения.
Не единожды он подумывал убрать от Айви руки и перебраться на кожаную кушетку в изножье кровати. Но мысль о том, чтобы покинуть ее, оказалась нестерпимой. Лучше уж ощущать ее тепло, вдыхать нежный аромат кожи и волос. Своеобразное испытание? Если он сумеет дожить до утра и не овладеть ею, значит, его сила воли действительно не имеет границ. Тогда она может без всяких опасений остаться и вместе с ним продолжить поиски его блудной сестры.
Но он ее взял… почти. Во всяком случае; он подошел вплотную к территории, на которой начинается постоянство. И не сделал последний шаг. Потому что ничего — абсолютно ничего — в его жизни не может быть постоянным.
Когда за окном посветлело, Саймон негромко позвал:
— Айви, проснись!
Она вздрогнула и часто заморгала. Ее глаза распахнулись. В первую минуту она не двигалась — лежала и разглядывала потолок. Потом вздохнула и села.
— Где…
— Ты в моей комнате. — Маркиз сел рядом. — Я не хотел пугать тебя, но решил, что лучше разбудить сейчас.
Айви быстро оглядела себя. Убедившись, что полностью одета, она подняла взгляд на маркиза. У него не было необходимости раздевать ее. Он и так сумел заставить ее тело изнывать от неутоленного желания.
Не сдержавшись, Саймон усмехнулся:
— Не волнуйся. Ничего не было. Я же обещал.
— Значит, это был сон?
Ее голос, чуть хриплый спросонья, Саймон услышал скорее сердцем, чем ушами.
Он понимал, что лучше было бы солгать, но не смог.
— Нет, — ответил он и стал ждать взрыва возмущения.
Вместо этого ее лицо осветила счастливая улыбка.
— Слава Богу! — воскликнула она.
На какое-то мгновение — в полстука сердца — Саймон утратил контроль над своими эмоциями. Все мучительные попытки держать себя в руках рухнули в момент слабости, сдавшись на милость этой хрупкой, словно тростинка, девушки, которая сумела разрушить его оборону одним легким движением руки.
Айви все это видела — его черты мимолетно, но совершенно отчетливо исказились. И на ее глазах заблестели слезы. Она нежно коснулась его щеки и прошептала:
— Ох, Саймон, но почему?
У маркиза все внутри сжалось — одновременно от радости и отчаяния, — когда она впервые произнесла его имя.
— Извини, — пробормотал он, — думаю, я хотел доказать, что мы можем продолжать общаться, не лишив друг друга рассудка. К сожалению, я ошибся.
Айви придвинулась к нему вплотную и, почти касаясь губами его губ, зашептала:
— Нет. Я не понимаю, почему ты подарил наслаждение мне, но лишил удовольствия себя?
Маркиз вскинул руку, но тут же бессильно уронил ее на колени.
— Потому что из этого все равно ничего бы не вышло. Потому что сейчас я не мог бы смотреть тебе в глаза.
— И это все? — Она не сводила с него взгляда, словно раздевала глазами и изучала каждый дюйм его обнаженной кожи, до тех пор пока он не почувствовал смущение — точно так же она смущалась от его прикосновений. — Есть что-то еще, удерживающее тебя, не позволяющее…
