— Проснулся? Давай, вставай малыш Винченцо Фольи.
Ну да, придется до Питера откликаться на Винченцо — видимо у Герры или его спецов с фантазией было туговато. По паспорту, Мадлен вообще звалась Лукрецией, что по мне перебор, хотя… Той же самой своей тезке Борджиа она дала бы не то что сто, стопицот очков вперед. Та по сравнению с Мадлен — первоклашка на пикнике маньяков.
— Проснулся, — я попытался, балансируя на весу, всунуть ногу в штанину и чуть не полетел носом вперед. Мадлен прыснула. Я посмотрел на нее злобным взглядом — с утра я обычно очень неприветливый и смурной. Особенно, когда не высплюсь. — И нечего издеваться.
— Давай уж, собирай манатки, — снисходительно заявила Мадлен, собирая свою дамскую сумочку — багаж нам ни к чему, только один чемодан с вещами для вида, а то служба безопасности любого аэропорта среагирует. Это для них отсутствие багажа — маркер потенциальных террористов, наркоторговцев и прочих криминальных элементов. А уж что-что, а привлечение внимания нам совершенно ни к чему.
Раздался стук в дверь, и вошел один из послушников.
— Вы готовы?
— Да, пожалуй, — Мадлен похлопала по пластиковому боку чемодана.
— Ну тогда — выдвигаемся, — послушник взял у нее чемодан.
— Хорошо.
Мы спустились к машине, ничем не примечательному грузовому микроавтобусу «Фольксваген».
— Нет, вы забирайтесь в кузов, садитесь сзади, — запротестовал послушник, сидевший за рулем. — По пути много дорожных камер, вам светиться не надо.
— Тоже верно, — хмыкнул я, взбираясь в чрево минивэна, подтянувшись за стойки проема.
И мы тронулись. Так я местных достопримечательностей «немецкого Нью-Йорка», как его называли за небоскребы местного Уолл-Стрита и не увидел, только то, что было видно из-за спин послушников через лобовое стекло. Но аэропорт Франкфурта не запомнить было нельзя — этакий огромный китище-аэровокзал, крупнейший аэропорт Германии, однако, и четвертый в Европе.
— Ну, прощайте, — сказал один из послушников, помогавший нам выбраться из минивэна. — Не думаю, что когда-нибудь встретимся, но был рад знакомству. И счастливого пути!
— Спасибо! — прочувствованно сказали мы с Мадлен.
В аэровокзале затеряться было самое то — такого количества людей я давно не видел, огромное сборище. Так и мы незамеченными в этом человейнике забрали свои билеты, прошли досмотр и уже подъезжали к самолету, который должен был доставить нас домой. У меня аж коленки задрожали, когда я увидел огромный белый «Си» с трехцветным флагом на киле и надписью стилизованными под славянские буквы «Империя» на фюзеляже.
— Ну что, теперь можно и расслабиться? — подмигнула мне Мадлен, когда самолет величаво поднялся в небо.
— Рано, но можно, — ответил я. — Как только войдем в наше воздушное пространство — тогда да. А еще лучше, когда выйдем из самолета в Пулково. Надеюсь, комитет по встрече там будет?
— Ну, зная твоего отца, еще какой. Причем гарантирую, что прямо на летном поле.
— Посмотрим, — наконец-то за последнее время я смог невымученно улыбнуться. Чувствую я, что придется мне строчить рапорты в промышленном количестве, отписываясь за каждый свой чих за границей. Ой, придавят меня написанные мной же талмудя…
— Ну и зачем вы меня позвали, Гарри? — Роулинг с легким раздражением смотрел, как сэр Мортимер Рединг заправляет салфетку под воротник. Белая кость, голубая кровь, и не только кровь, подумал Алан. Да и сюда, в «Сент Джон», один из лучших ресоранов Лондона пэрская морда пригласила его не зря, чтобы унизить. Всем известно, что Роулинг предпочитал изысканной кухне пинту доброго эля и хорошо прожаренный ростбиф. Это вот эти потомственные дворяне, в хрензнаеткаком поколении, уже родившиеся с серебряной ложкой в зубах предпочитают пустить пыль в глаза, зная, какой из нескольких десятков вилок и что правильно есть. Его пэрство как раз из таких и происходил. Золотая молодежь, личное знакомство с Ее Величеством, Оксфорд и сразу после этого теплое и насиженное место в МИ6, где вместо пуль и бомб террористов докладные записки и аналитические сводки, а также мастерство подковерных интриг. Вывезти бы тебя на экскурсию в Ольстер, с раздражением подумал Роулинг, да заставить бы поработать полевым агентом. Да нельзя, связи и положение не позволяют. Это только он, Алан, сын портового докера и незаметной секретарши начинал с самых низов, пройдя все ступени служебной лестницы и не один раз рискуя жизнью. И дворянство у него было не потомственное, а личное, полученное из рук королевы не за красивые глаза и племенную собачью родословную, а за пролитую кровь, свою и чужую.
