Между Сатиров ей стыдно, как важной матроне, которой
Велено вместе с другими участвовать в праздничной пляске.
Будь я писатель сатир, не одни бы простые реченья,
Не одну б я любил безукрашенность речи народной,
Но не хотел бы совсем и трагедии краски оставить:
Так чтоб речь Дава всегда различалась со смелою речью
Питии дерзкой, у Симона хитро талант захватившей,
Или с речами Силена, слуги и пестуна Вакха.
240 Я бы составил мой слог из знакомых для всех выражений,
Так чтобы каждому легким сначала он мог показаться,
Но чтоб над ним попотел подражатель иной. Так приятность
Много зависит от связи идей, от порядка - их сила!
Если бы я был судьею, то Фавн, убежавший из леса,
Остерегся бы в нежных стихах объясняться, как щеголь,
Уличный житель, который едва не на рынке родился,
И не смел бы в стихах повторять непристойные речи,
Ибо сенатор и всадник, все люди с достатком и вкусом,
Верно, в награду венка не присудят за то, чт_о_ похвалит
250 Покупатель орехов лесных иль сухого гороху.
Долгий слог за коротким - в стихах называется ямбом,
Стих ямбический быстр, оттого он и триметром назван,
Даром что в чтении он представляет нам шесть ударений.
Прежде с начала стиха до конца он был весь одинаков;
После, чтоб тише для слуха он был и казался важнее,
Ямб терпеливый отечески с важным и тихим спондеем
Право свое разделил; но с условьем таким неизменным,
Чтобы вторая с четвертой стопа - все за ним оставались.
Редко у Энния здесь, как и в триметрах Акция славных,
260 Встретишь спондеи. На сцене стихи, полновесные ими
Явный поэту укор в небрежности, столь же постыдный,
Что и в поспешности или в незнании правил искусства.
Правда, не всякий в стихе замечает ошибку в паденьи,
В чем уже лишняя вольность дарована римским поэтам!
Но неужели поэтому должен я быть своевольным
И писать наудачу? Неужели, видя ошибки,
Думать спокойно о них, в безопасной надежде прощенья?
Даже и их избежав, похвалы я еще не достоин.
О, день и ночь вы, Пизоны, читайте творения греков!
270 Вот образцы! "Но ведь предки хвалили ж стихи и шутливость
Плавта?" - Хвалили и то и другое! - Дивлюсь их терпенью,
Чуть не сказал я: "Их глупости!", - ежели только мы с вами
В силах умом отличить остроту от шутливости грубой,
Если и ухом и пальцами верность стиха разбираем!
Новый поэзии род, неизвестной трагической музы,
Феспис, как все говорят, изобрел, и возил на телегах
Он лицедеев своих, запачкавших лица дрожжами
И поющих стихи; но личин и одежды приличной
Изобретатель Эсхил, на подмостках театр свой взмостивши,
280 Слову высокому их научил и ходить на котурнах.
Вслед за Эсхилом явилась комедия старая наша;
Ей был немалый в народе успех, но вскоре свобода
Перешла в своевольство, достойное быть укрощенным:
Принят закон - ив ней хор замолчал, и вредить перестала!
Наши поэты, испробовав все, честь за то заслужили,
Что, не по греков следам, прославляли родные деянья,
Частию в важной претексте, великим лишь лицам приличной,
Частию в тоге простой, гражданина всегдашней одежде.
Лациум, сильный оружием, был бы не менее славен
290 Также прекрасным своим языком, когда б стихотворцам
Не было скучно и трудно опиливать чище работу.
Вы, о Помпилия кровь! Не хвалите поэмы, покуда.
Десять раз исправляя ее и долгое время,
Автор до самых ногтей не довел ее совершенства!
Пусть говорит Демокрит, что гений счастливей искусства,
Пусть здравоумных поэтов сгоняет с высот Геликона!
Многие, веря ему, отростили бороду, ногти,
И убегают людей, не ходят даже и в баню!
Как не достигнуть им славы поэтов, когда не вверяют
300 Никогда своей головы брадобрею Лицину,
Неизличимой ничем - даже трех Антикир чемерицей!
О я несмысленный! Стало, напрасно весенней порою
Я очищаюсь от желчи! Если б не это, всех лучше
Я бы писал, но с условьем таким не хочу быть поэтом!
Стану же должность бруска отправлять я: сам он не режет,
Но зато он железо острит. - Сам писать я не буду,
Но открою другим, что творит и питает поэта,
Что прилично, что нет, в чем искусство и в чем заблужденье!
Прежде чем станешь писать, научись же порядочно мыслить!
