— Мне очень жаль, госпожа. Вас потом наказали.
— Оставь, это одно из самых дорогих моих воспоминаний. Как жаль, что нам пришлось расстаться на восемь лет. Наверное, я не говорила… но год назад, когда ты вернулась ко мне… это было настоящее счастье.
— Вы слишком добры, госпожа. Я не достойна таких слов.
— Не нужно скромничать, Хильда. В одиночку мне ни за что не организовать такой побег. Все-таки, это совершенно пустынный континент, глушь, дичь… Может быть, не так ужасно, как было в тот момент, когда здесь пробирались прадед и дедушка Максимилиан, но все равно.
— Госпожа, еще одно. Мы не знаем точного маршрута.
— Действительно. И где именно находилась установка, тоже. Знаешь, нам бы очень помог дневник, о котором упомянул этот Немирович. Его дед описал там по крайней мере часть пути… до того момента, как погиб сам… Если бы мы смогли получить дневник и переписать… ах, боюсь, уже не успеем. Сегодня вечером дают бал, и я не могу не показаться, иначе у дверей выстроится очередь из любопытных, желающих знать, что со мной случилось. На подготовку останется всего несколько часов после полуночи. Остается только попросить у него дневник, чтобы возвратить после. Но согласится ли он?
— Позвольте забрать дневник из его каюты. Во время бала, — предложила горничная.
— Это называется "украсть", а не "забрать". Нет, так нельзя, — покачала головой принцесса. — Конечно, он несдержан на язык и заставил меня понервничать, но в конце повел себя… как благородный человек. Ты не находишь?
— Госпожа, вы слишком хорошего мнения об этом повесе, — поморщившись, заметила Брунгильда. — Знай вы его получше, не говорили бы так.
— Но ведь и ты его не знаешь. А на самом деле это ведь я была неправа. Набросилась на него с несправедливыми упреками, оскорбила его бабушку, сорвала на нем бессильную злость… и в итоге уселась в лужу. Он ведь наверняка прочитал в дневнике, но обещал молчать о том… что дедушка Максимилиан и в самом деле был хорошо знаком с ней. Откуда еще у нее мог оказаться дедушкин платок с монограммой?
— Может быть, случайно, госпожа?
— Увы, в такие многозначительные случайности я не верю. Ты же помнишь, что медальон лейтенанта Немировича был завернут именно в этот платок.
— Да, госпожа. Судя по всему, та пожилая леди, Виолетта Немирович, отдала его внуку, попросив вернуть в Гардарику.
— Но ведь лейтенант — ее муж — не вернулся в Либерию. И это означает, что медальон мог попасть к ней лишь одним-единственным путем.
— Через принца Максимилиана?..
— Как же еще? Видимо, он сразу завернул медальон в платок, чтобы вернуть родным, когда… когда его соратник погиб, — голос принцессы внезапно дрогнул и прервался.
— Госпожа?..
— Брунгильда, представляешь, каково пришлось дедушке Максимилиану смотреть в глаза женщине, которая предпочла его другому… рассказывать о гибели ее избранника… и его соперника?.. Боже мой, что же она чувствовала в этот момент?!..
— Кроме того, она уже была беременна, госпожа, — негромко дополнила горничная.
— Ах да… но…. но ведь, получается, все было еще ужаснее… — глядя на горничную расширенными глазами, принцесса прижала ладонь к губам. — …И я имела наглость в чем-то обвинять ее внука?! Какая же идиотка!..
На этот раз Брунгильда не сказала ни слова.
— Если теперь попытаться украсть у него дневник, единственную память об отважном предке — это будет невероятно подло, — решительно заявила принцесса. Замолчала на секунду, размышляя, и вдруг стукнула сжатым кулаком по ладони. — Но я придумала! Поговорю с ним на балу и еще раз попрошу прощения. Попытаюсь объяснить…
— Госпожа, нельзя никому говорить о том, что мы задумали. Иначе побег сорвется.
— Да, ты права… — задумалась принцесса. — …Что же, придется говорить осторожно. Но ведь дневник нам необходим, правильно?
Брунгильда неохотно кивнула.
— Нехорошо привлекать лишнее внимание, госпожа. Вы всегда на виду, и разговор о серьезных делах с кем-то незнакомым…
— Чепуха! — отмахнулась Грегорика. — Просто приглашу его на танец. Кому какое дело? Я танцую с тем, с кем хочу! Но хватит об этом, у нас с тобой еще масса дел. Потребуется провизия…
