— …Чем Грего´рика Тюдор, — договорила, наконец, Маркетта. — По-моему, более идеальной пары и представить себе нельзя. Ужасно жаль, что они родные брат и сестра.
— Еще бы! — вздохнула Элиза. — Ах, как дивно они смотрелись бы на тронах, рядом друг с другом, с венцами на золотых волосах…
— Предлагаю объявить общенациональный референдум и реставрировать монархию, — деловито подытожила Маркетта.
— Мадемуазель Дюранд, позвольте пожать вашу мужественную… то есть женственную руку!.. — воскликнула Алиса, вскочила и, перегнувшись через столик и схватив тонкую ручку черноволосой подруги, с преувеличенным поклоном затрясла ее.
Она явно перестаралась — замочек на серебряном часовом браслете, случайно прижатый пальцем, расстегнулся, и наручные часики, сверкнув стеклышком, булькнули в кофейник, на котором почему-то не оказалось крышки.
Я уже приготовился хохотнуть, но, судя по тому, как Маркетта ахнула, и, изменившись в лице, вырвала руку и схватила кофейник, ей было совершенно не до смеха. Заглянув внутрь, она застонала, и, кажется, уже готова была в отчаянии запустить в горячую черную жидкость тонкие белые пальчики, когда я быстро протянул щипцы для сахара.
— Прошу.
Подобная услужливость не в моем стиле, но, если вспомнить, кто именно оставил кофейник незакрытым…
— С-спасибо… — секунду спустя утопшие часики вернулись на свет божий, обтекая ароматной кофейной жижей. Хозяйка торопливо вытерла их салфеткой, поднесла к дивно очерченному белоснежному ушку, потрясла, покрутила заводную головку — тщетно. Секундная стрелка безнадежно замерла.
— П-прости, пожалуйста… — неловко проговорила Алиса. — Я не… я не хотела…
Теперь на глазах мадемуазель Дюранд уже отчетливо блеснули слезы.
— Я прощу, но что с того толку!.. Ведь это подарок отца… на прощание…
Даже я слышал печальную историю о том, как быстро туберкулез свел в могилу известного литератора, Марселя Дюранда. Господи, Алиса, как можно быть такой неуклюжей?
— …Какой ужас, — потрясенно пробормотала Элиза. — Представляю, как там слиплись все пружинки. Кофе — это же оружие массового поражения, не хуже гардариканского. Стоит посадить пятно на светлый шелк, и платье можно выкидывать, даже самые опытные прачки не возьмутся отстирать.
— Маркетта, милая, мне так… так жалко.
С ужасом осознав, наконец, что именно натворила, Алиса беспомощно огляделась, и почему-то уставилась на меня. Я отвел взгляд. Не хватало еще встревать — потом еще и виноватым окажешься.
— Золтик, ты же починил матушкины часы, когда братишка смазал их сливочным маслом с крошками. И тебе было-то всего тринадцать лет.
Ну вот, начинается.
— Тогда у меня были инструменты, кальцинированная сода и вибромашинка для мойки.
— Но у тебя же всегда в кармане железочки и отверточки, — сложив ладони, Алиса заговорила настолько жалостливо, что растопила бы самое ледяное сердце. Но я решил проявить твердость. Если сама виновата, то сама и расхлебывай… или готовься заплатить настоящую цену. Правда, ситуация начала ухудшаться — Маркетта, оставив бесплодные попытки реанимировать часики, тоже подняла на меня полные слез глаза.
— Отвертки отвертками, но я не настоящий часовых дел мастер. Механизм тут тонкий, а кофе, между прочим — мокко, с шоколадом. Никаких гарантий. Лучше отдать профессиональному часовщику. Хотя… за пару дней шоколад так схватится, что и ему придется постараться…
— Ну, пожалуйста, Золтик, — заныла Алиса. — Что тебе стоит? Ты же умеешь, не вредничай! Цену набиваешь? Благородный человек, между прочим, так никогда не поступит, не откажется спасти терпящую бедствие леди!
— Ага, вот так и знал, — скривился я. — Немедленно начинаются упреки. В тот раз, между прочим, тоже был настоящий шантаж. Забыла, чем грозилась, если не починю мамочкины часы, которые ты бросила где попало? А я вот прекрасно помню.
Еще бы. Мне пришлось подчиниться, иначе весь мир узнал бы о том, чей именно ракетный снаряд разбил стекло в торцевой стенке цветочной оранжереи соседской усадьбы, просвистел двадцать ярдов внутри и вылетел наружу вместе со вторым стеклом. Обратите внимание, точка старта находилась в сорока ярдах восточнее оранжереи — таким достижением реально можно было гордиться. Но тогда мне пришлось претерпеть немалые унижения, ведь опасная тема поднималась еще трижды, и всякий раз приходилось расплачиваться, чтобы не допустить ненужной огласки и не расстроить матушку Алисы, которую я и по сей день очень и очень уважаю. Нет, сейчас Алиска так просто не отделается. Не хотелось бы представать перед ее однокурсницами человеком черствым и жестоким, но справедливость должна быть восстановлена, а рыжее чудовище — понести заслуженную кару. К тому же, чего стесняться, подружкам не впервой наблюдать наши жаркие стычки. Алиске придется, как следует, постараться, чтобы меня разжалобить. Что бы такого полезного или приятного потребовать в качестве выкупа?
