Наконец Крис дал нам понять, что он отснял все необходимые кадры, и, пользуясь языком жестов, предложил нам с Ли приблизиться к резвящимся коипу, чтобы снять задуманную Джонатаном сцену. Вечер был таким тихим, что нам не приходилось беспокоиться о направлении ветра. Нам следовало позаботиться лишь о том, чтобы наши головы не появлялись на фоне еще освещенного горизонта. Согнувшись пополам, словно пара индейцев-следопытов, я с Ли начал осторожно пробираться вдоль канала. Мы приблизились к тамариску со свисающей сломанной ветвью, который использовали в качестве ориентира. Теперь мы находились точно напротив компании коипу. Очень медленно, дюйм за дюймом, делая частые паузы, мы начали выпрямляться. И наконец стояли, выпрямившись во весь рост, и примерно в двадцати пяти футах от нас находились коипу.
Коипу, по всей видимости, не замечали нашего присутствия, продолжая причесываться и купаться. Мы начали медленно продвигаться вперед. Это напоминало детскую игру «замри», где все приближаются к человеку, стоящему к вам спиной, и когда он внезапно оборачивается, все должны замереть на месте. Одно легкое движение, и вы становитесь водящим. Играя с коипу в «замри», мы с Ли сумели подобраться к ним достаточно близко, и Крису удалось снять нас в одном кадре с животными. Мы стояли, застыв на месте, когда самец, появившийся первым, неожиданно повернулся и уставился прямо на нас — его ноздри раздувались, усы торчали в стороны, оранжевые зубы были нацелены на нас, как ятаганы. Поскольку мы сохраняли полную неподвижность, было непонятно, что встревожило животное, если только легкий ветерок, задувший не с той стороны, не донес до него наш запах. Как бы то ни было, внезапно упав на все четыре лапы, он целенаправленно бросился вниз по берегу и вошел в воду, подняв на удивление мало брызг для такого крупного животного. В следующее мгновение паника охватила остальных коипу, и, галопом бросившись к каналу, они взмутили в нем воду.
Позднее, тем же вечером, в зеленых сумерках, когда мы сидели за бутылочкой вина под сенью платанов в саду отеля, Джонатан, удовлетворенный удачными съемками, с некоторым самодовольством произнес:
— Сегодня мы потрудились на славу. Теперь нам осталось лишь разобраться со свиньями и быками. Кстати, как там насчет Свинарки?
— Она будет здесь завтра на закате, — ответил Британникус. — На вашем месте я прихватил бы с собой побольше репеллента от москитов.
— О боже, только не москиты, — взмолился Брайан, закатывая глаза. — Вы же знаете, как они меня любят.
— Думаю, здесь самая большая их концентрация в Европе, — зловещим тоном произнес Британникус. Брайан застонал.
— Не понимаю, почему все поднимают такой шум из-за нескольких москитов, — небрежно бросил Джонатан. — Меня они никогда не беспокоили.
— Мне кажется, ни один уважающий себя москит не захочет тебя укусить, — разумно заметил Крис, проявляя обычные любовь и уважение оператора к режиссеру.
— А кто такая Свинарка? — вмешалась Пола, которая, отдав накануне должное великолепным блюдам и винам La Belle France и не имея такого же луженого желудка, как у всех остальных, благоразумно решила провести весь день в постели и поэтому была не в курсе последних событий.
— Свинарка, — с удовольствием пояснил Джонатан, — молодая студентка-зоолог, изучающая диких кабанов Камарга. Она отлавливает их, одевает на шеи ошейники с радиопередатчиками, а потом носится за ними в своем фургоне, отслеживая их передвижения. Это мы и будем снимать.
— А она не может работать днем, когда нет москитов? — с надеждой спросил Брайан.
— Насколько мне известно, днем свиньи двигаются мало, — сказал Джонатан. — Верно, Британникус?
— Да, — подтвердил Британникус. — Susscrofa кормится преимущественно ночью, особенно в тех местах, где на них разрешено охотиться днем. А сейчас на них в действительности объявлена настоящая охота.
— Бедные животные, — возмутилась Ли. — Почему их так жестоко преследуют?
— Ну, если подумать о том, какой ущерб они могут нанести посевам, подрывая корни растений, и учесть тот факт, что за год, при изобилии корма, они способны дать два помета, каждый до шести поросят, то можно понять фермеров, решивших держать численность животных под контролем, — пояснил Британникус.
