Мы напряженно работали весь день, снимая гигантский птичий базар, прервавшись лишь для того, чтобы перекусить на природе. Небо оставалось безоблачным, и под яркими лучами солнца, отражающимися от воды, все сильно обгорели. Лицо Ли так покраснело, что я даже сказал, что она выглядит, как тупик в парике, но почему-то это сравнение ничуть ее не позабавило. К вечеру нам удалось заснять на пленку морских птиц, занимающихся всеми возможными видами деятельности, и это была огромная привилегия — провести день в близком соседстве с таким количеством разнообразных птиц, которые, привыкнув к нашему присутствию, перестали обращать на нас всякое внимание и продолжали заниматься своими важными повседневными делами: воспитывать потомство, заниматься любовью с партнером, ссориться с соседями — и все это выглядело очень по-человечески.
Когда свет начал тускнеть и небо из голубого превратилось в бледно-лиловое, мы упаковали нашу аппаратуру и с сожалением покинули птичье царство. Я обойду молчанием свой подъем на утес; достаточно будет сказать, что он дался мне еще тяжелее, чем спуск, и, добравшись до вершины, я тут же рухнул на траву, как можно дальше от края обрыва, и неподвижно лежал на спине, уставившись в бледное вечернее небо, в то время как Джонатан, проявив редкую христианскую добродетель, раскопал в своей сумке бутылку «Гленморанжа» и усердно меня им отпаивал. Затем мы шли обратно по бархатистому дерну, через заросли вереска, фиолетово-коричневые в сумеречном свете, через пушицу, мерцающую вокруг, и под равномерный свист крыльев огромных поморников, пикирующих на нас в темноте.
Казалось невероятным, что за один день нам удалось отснять весь основной материал, необходимый для выпуска серии о морских птицах. Нам осталось лишь сделать несколько общих планов, и мы отложили их на следующий день. Наша съемка на величественных утехах Германеса была закончена, и мы вернулись на остров Джерси.
Здесь мы планировали снимать жизнь на скалистых морских побережьях. При скромном размере девять на пять миль остров имеет сильно изрезанную береговую линию, и в результате протяженность полосы скалистого побережья была просто огромной для такой маленькой площади. Другое положительное обстоятельство заключалось в том, что море вокруг острова относительно чистое, а огромный тридцатичетырехфутовый прилив при отступлении оставлял после себя акры и акры замечательных каменистых заводей, кишащих морскими созданиями всех мыслимых форм.
Море — удивительный мир. Это все равно, как если бы мы имели но соседству с собой другую планету, настолько необычны и причудливы на сселяющие его живые существа, настолько они красочны и разнообразны. С точки зрения натуралиста морская приливно-отливная зона представляет собой любопытнейшую экосистему, где многие создания живут в крайне беспорядочных условиях, в одни периоды времени находясь на глубине не скольких футов под бушующими волнами, а в другие оставаясь брошенными на суше. Разумеется, методы адаптации к такой суровой жизни многочисленны и разнообразны. Возьмем, для примера, обыкновенного моллюска-блюдечко, вид настолько распространенный, что на него обычно не обращают внимания. Он превосходно приспособился к окружающим условиям. Его раковина, имеющая форму шатра, отлично противостоит разрушительной силе прибоя. У самого моллюска в процессе эволюции развилась округлая мускулистая нога, при помощи которой он прочно прикрепляется к скале. Насколько прочно, вы можете проверить сами, попробовав оторвать от камня блюдечко собственными пальцами. Подошва ноги образует своеобразную присоску, и именно она позволяет моллюску держаться так цепко. Блюдечко имеет специальные жабры, которые, словно накидка, окружают его тело. Если при отливе эта нежная ткань высохнет, животное не сможет дышать и погибнет. Но раковина моллюска прилегает к скале так плотно, что в ней сохраняется определенный запас воды, и жабры остаются влажными до самого прилива. Такое плотное примыкание обусловлено том, что моллюск раковиной и присоской постоянно подтачивает камень. Это приводит к двум последствиям: в камне появляется округлое углубление, соответствующее по размерам раковине, а сама раковина, стираясь, еще плотнее прилегает к скале.