Но когда его охватывало тревожное беспокойство, он чувствовал, что бессилен проникнуть в тайну девушки. Тогда ему казалось, что ее голубые глаза, ясные и улыбающиеся, восторженные и правдивые, удаляются от него, скрываются за какой-то непроницаемой пеленой. В такие минуты он еще более сильно и страстно любил ее.
И эта теплая майская ночь, напоенная свежим благоуханием цветущих акаций, была словно подарена им судьбой, чтобы положить конец всем сомнениям и догадкам.
Давно наступил комендантский час, а они все гуляли по тропинке вдоль реки Осым, но берегам которой буйно росли кусты. В ветвях вязов около бахчи пели влюбленные соловьи. Время от времени доносился лай собак, гремело пустое мусорное ведро или из какого-нибудь двора слышался чей-то сонный голос, а потом все затихало в лунной тишине.
Они остановились на мосту над Осымом, оперлись на деревянные перила. В этом месте под ними река разливалась широко и текла спокойно, и казалось, что звезды купаются в воде.
Лиляна говорила не переставая, в ее голосе звучали ласковые, нежные нотки; заглядевшись на спокойное течение реки, она шутливо обратилась к Слановскому:
— Посмотри, посмотри! — и показала на отражающиеся в зеркальной поверхности реки звезды. — В какую попадешь? — Она нагнулась и взяла маленький камушек.
Он молчаливо придвинулся к ней и слегка дотронулся ладонью до ее теплого плеча. Она не отстранила его руку. Замахнулась. Камушек бултыхнулся в воду, отражающую звездный рой, и разбил его на мелкие куски.
— Ты разбудила мою звезду! — Он всматривался в ее лицо, и оно казалось ему теперь, с игривыми огоньками в глазах, еще более милым и пленительным. — Ты меня любишь? — Он прижал девушку к себе, приятная теплота ее тела и прикосновение упругой груди опьянили его. — Я сделаю все, что ты захочешь, чтобы доказать, как сильно я тебя люблю…
Она попыталась высвободиться из его рук, но он еще крепче прижал ее к себе, продолжая шептать:
— Может быть, ты сомневаешься, но, поверь, я очень, очень люблю тебя…
Где-то со стороны площади донесся отрывистый мужской говор. Клацнул затвор винтовки. Блеснул огонек спички. Лиляна испуганно обернулась. Инстинктивно прижалась к нему. Слановский чувствовал удары ее сердца. Он попытался успокоить девушку, но она смущенно прошептала:
— Нехорошо, что нас увидят в это время.
— Пустяки, это ночной обход…
Чьи-то бесшумные, почти кошачьи, шаги заставили их вздрогнуть. В нескольких шагах от них на середине моста стоял поручик Игнатов. Лиляна стиснула руку Слановского. Он почувствовал, как волнение девушки передалось ему.
— Слановский, это вы? — глухо спросил Игнатов, хотя этот вопрос был совсем излишним.
— Так точно, господин поручик, я, — с досадой ответил Слановский.
— Извините, едва не произошло нежелательное недоразумение, — многозначительно произнес Игнатов. — Нам самим следовало бы соблюдать собственные приказы и распоряжения. — Не говоря больше ничего, он повернулся и широкими шагами направился к школе.
Лиляна, испуганно стискивая ладонь Слановского, несколько раз повторила:
— У тебя будут неприятности? Какой он отвратительный, правда?
— Что может быть хуже того, что мне приходится служить с таким самонадеянным и злым дураком?! — вздохнул он, искренне сожалея, что поручик нарушил такой счастливый миг. И тем не менее у него были все основания быть довольным: в эту ночь непонятная для него непроницаемость девушки растаяла.
Идя по улице к ее дому, он не выпускал из своей руки теплую ладонь девушки и с волнением думал о том, как тоскует его душа по ней.
