— Наше слово — это наша честь, Джо, — произнес он. — Так было всегда, так будет и впредь.
— Отлично, значит, мы договорились. Если у меня возникнут сомнения, Болан заметит это, и я окажусь в дурацком положении.
Кастильоне иронически усмехнулся.
— Сдается мне, что Джо стал суеверным.
— Нет, но он прав, — сказал Маринелло. — Я согласен с тобой, Джо. Если мы договоримся здесь, то тогда сможем организовать селекторное совещание с другими семьями, чтобы убедить их присоединиться к нам. Ну, что мы решаем? Попробуем?
— Надо бы разобраться во всех деталях, Оджи, — подал голос капо из Пенсильвании.
— Для этого у нас еще ночь впереди, — ответил Маринелло.
— Давайте поговорим сначала о моих проблемах, — предложил Кастильоне. — Болан перебил кучу моих людей, поэтому мне бы хотелось, чтоб каждая семья выделила несколько человек и обеспечила их путешествие за свой счет.
— Я дам тебе Джимми «Картошку» и его людей, — заявил пенсильванец.
— А я пошлю с тобой Томми Томпсона и его компанию, — пообещал Маринелло.
— «Скутер» Риццо, — сказал другой нью-йоркский капо.
— Отлично, — кивнул Кастильоне. — Когда ты начнешь совещание по телефону, не забудь сказать, чтобы другие семьи тоже выделили мне своих людей.
Маринелло не стал спорить.
— Хорошо. Мы продвигаемся вперед. Теперь поговорим о другом: чем мы можем помочь тебе, Джо?
— Сначала давайте обсудим, с чем мне идти к Болану, что я могу ему предложить. Только не надо мелочиться, предложение должно заинтересовать его. Не просто мир, но нечто такое, что покажется ему крайне привлекательным. Место с хорошими перспективами, высокую должность в Организации. Поскольку братья Талиферо вышли из строя, нам понадобится исполнитель для «Коммиссионе». Я думаю, что…
— Черт! Скажи, что ты шутишь! — ужаснувшись, вскричал Кастильоне.
— Погоди секунду, Арни, — посоветовал Маринелло, подмигивая своему давнему соратнику. — Пусть Джо говорит. Продолжай, Джо, мы слушаем тебя.
— О'кей, — ответил Стаччио, — это все, что я хотел сказать.
Обсуждение продолжалось всю ночь. Оживленный разговор сменялся угрюмым молчанием или яростной перебранкой. К утру нервы у всех были взвинчены до предела. Окончательно результат этот чрезвычайного ночного совещания должен был самым решительным образом сказаться на судьбе Мака Болана, которому, вопреки своей воле, предстояло вступить в жесточайшую схватку с преступным миром. Долгая ночь Болана не окончилась, она еще только начиналась.
Мак проснулся в кромешной темноте. Он инстинктивно нащупал рукоять «беретты» и замер, затаив дыхание, пока, наконец, не вспомнил, где находится. На память пришло непередаваемое ощущение прикосновения к бархатистой коже красивой девушки, тесно прижавшейся к нему. На мгновение Болану показалось, будто ему приснился прекрасный цветной сон… Рядом с ним в постели никого не было, в чем он сразу же убедился, пошарив вокруг себя руками. Выскользнув из-под одеяла, Болан быстро обошел всю квартиру и с удивлением убедился, что он — единственный ее обитатель. Вернувшись в спальню, он зажег свет и взглянул на часы. Стрелки бесстрастно сообщили ему, что он появился в «Куинз Хаузе» четырнадцать часов назад, а сосущая боль в желудке свидетельствовала о проснувшемся чувстве голода. Отопление было включено. Болан не ощущал холода, хотя в поисках одежды бродил по квартире нагишом. Он натянул черный комбинезон, застегнул ремни снаряжения и пошел на кухню. В холодильнике Мак нашел яйца, бекон и бутылку молока. Он разбил два яйца в стакан с молоком, сделал гоголь-моголь и, поставив на газ воду для кофе, вернулся в спальню.
Только теперь он нашел записку, оставленную Энн Франклин на пачке денег: «Вы найдете меня в „Духе Сохо“ в одиннадцать вечера». Рядом с запиской лежала коробка спичек с яркой рекламной этикеткой, утверждавшей, что «Дух Сохо» — самый модный ночной клуб Лондона. Тут же был указан и адрес заведения.
Поверх комбинезона Болан надел солидный твидовый костюм, немного подумал и сунул большую часть денег в один из карманов комбинезона. В бумажник он положил только мелкие банкноты: две по пятьдесят долларов и пять купюр по десять фунтов.
