Кэтрин, как я хотел бы, чтобы ты тоже могла это услышать, нет, я хотел бы запомнить это навсегда, хотел бы привезти эти звуки с собой в Англию. Когда я пишу об этом, я чувствую одновременно невероятную печаль и невероятную радость, во мне поднимается какое-то желание, что-то сродни экстазу. Я стараюсь тщательнее выбирать слова, когда пишу об этом. И это действительно то, что я чувствую, ибо это поднимается у меня в груди, как вода в колодце. Я наполняюсь этими чувствами, а глаза мои наполняются слезами, словно во мне уже нет места для переживаний. Я не знаю, что это, откуда это взялось и когда это началось. Я никогда не думал, что смогу найти так много смысла в падении воды или в звуках детской игры.
Сознаю, каким странным для тебя может показаться это письмо. А я описал лишь ничтожную часть того, что делал и видел. Вместо этого я болтаю, как дитя. Что-то изменилось — должно быть, ты уже поняла это по моему письму. Вчера вечером я играл на рояле перед публикой, и среди нее был особенный зритель. Отчасти мне хочется обозначить именно это событие как начало изменений во мне, хотя я знаю, что это не так — эта перемена происходила более медленно, может быть, все началось еще дома. В чем суть этой перемены, я не понимаю, так же, как я не понимаю, счастливее ли я стал, чем был раньше. Иногда я думаю о том, что я потерял счет времени, потому что мое возвращение должно быть связано не с какой-то конкретной датой, а с моментом, когда наконец я заполню пустоту. Конечно же, я вернусь домой, потому что ты остаешься моей самой большой любовью. Но лишь теперь я понял, почему ты хотела, чтобы я ехал сюда. Мне стали ясны твои слова, которые ты говорила мне перед отъездом. Во всем этом есть какой-то особый смысл — ты права, хотя я до сих пор не знаю, в чем он. Не знаю даже, смогу ли я найти его, но пока должен подождать, должен остаться здесь. Конечно, я вернусь, скоро, может быть, уже завтра. Сейчас я пишу тебе, потому что сознаю, что ты должна знать, почему я до сих пор здесь. Я надеюсь, ты поймешь, дорогая моя.
Кэтрин, уже становится темно и даже холодно. Здесь сейчас зима, как бы странно это ни звучало. Мне интересно, что бы подумали люди, если бы прочли это письмо. Потому что внешне я остаюсь таким же и не знаю, способен ли кто-то заметить перемену, произошедшую во мне. Может быть, именно поэтому я так скучаю по тебе, ты же всегда говорила, что слышишь меня, даже когда я молчу.
Я напишу еще, потому что о многом пока не сказано, даже если виной этому всего лишь нехватка места, чернил и света. Остаюсь твоим любящим мужем. Эдгар».
Было еще светло. Много оставалось несказанного — он знал это, но перо дрожало в его руке, когда он подносил его к странице.
У ивы остановилась Кхин Мио, выражение ее лица показалось ему каким-то неестественным.
— Мистер Дрейк, — сказала она. Он поднял глаза. — Доктор Кэррол послал меня найти вас. Пойдемте, пожалуйста. Побыстрее. Он сказал, это важно.
