Я здесь использую слово «церковь» не без некоторой тревоги. Я прекрасно знаю, что для многих читателей слово «церковь» ассоциируется с большим мрачным зданием, с напыщенными торжественными заявлениями, с претенциозной важностью и с морем лицемерия. Однако нелегко найти ей альтернативу. На меня самого давит этот негативный образ. Я постоянно с ним сражаюсь, это входит в сферу моих обязанностей.
Но здесь есть и другая сторона, отражающая все эти образы ветра, огня, птицы над водами и рождения новой жизни. Для многих людей «церковь» вовсе не мрак, а нечто противоположное. Это место гостеприимства и смеха, исцеления и надежды, дружбы и семьи, справедливости и новой жизни. Сюда приходят бомжи за тарелкой супа, здесь есть с кем поговорить старым людям. Здесь одна группа работает с наркоманами, а другая борется за справедливость в мире. Здесь люди учатся молиться, приходят к вере, сражаются с искушениями, находят для себя новые цели в жизни и обретают новую силу, чтобы их осуществить. Сюда люди приносят свою каплю веры, а затем, когда они вместе с другими поклоняются истинному Богу, понимают, что целое больше суммы его частей. Ни одна церковь не бывает такой постоянно. Однако большое количество церквей таковы хотя бы отчасти и на протяжении значительных сроков.
Не стоит забывать и о том, что именно церковь в Южной Африке трудилась и молилась, страдала и боролась ради того, чтобы во время глубоких перемен, когда была упразднен режим апартеида и страна обрела новую свободу, не произошло великого кровопролития, которого все ожидали. И снова, именно церковь сохраняла жизнь в коммунистической Восточной Европе и в итоге своими процессиями со свечами и крестами ясно показала, что больше так жить нельзя. Именно церковь, несмотря на все ее безумства и падения, идет в больницы, школы, тюрьмы и во многие другие места, когда это нужно. И я бы скорее хотел реабилитировать слово «церковь», чем заменять ее такими выражениями, как «семья народа Божьего», «все те, кто веруют в Иисуса и следуют за ним», или «собрание людей, которые, силою Святого Духа, участвуют в рождении нового творения». Хотя эти выражения верны.
Ветер, и огонь, и птица над водами были даны ради того, чтобы церковь могла быть церковью, то есть чтобы народ Божий мог быть народом Божьим. Из этого следует нечто удивительное и невероятное. Дух дается для того, чтобы мы, обычные люди, в какой–то мере стали тем, чем был Иисус: частью Божьего будущего, пришедшего в настоящее, местом встречи неба и земли, средством для установления Царства Бога. Дух дается ради того, чтобы церковь фактически продолжала жизнь и миссию Иисуса, который теперь ушел в Божье измерение — то есть на небо. (Именно об этом говорит нам его вознесение: Иисус отправился в мир Бога, где он ждет того дня, когда небеса окончательно соединятся с землею и он будет присутствовать в этих новых нераздельных небе–и–земле.)
Каждое из этих положений мы вскоре рассмотрим подробнее.
* * *
Дух дается для того, чтобы начать работу по внедрению Божьего будущего в настоящее. Это самое первое и, быть может, самое важное, что мы можем сказать о той таинственной и личностной силе, которую описывают все упомянутые образы. Воскресение Иисуса открыло перед нами неожиданный мир Божьего нового творения, Дух же Святой приходит к нам из этого нового мира, который должен родиться, того мира, где, согласно древним пророчествам, процветают согласие и справедливость, где волк лежит рядом с ягненком. И для христианина чрезвычайно важно научиться жить по правилам этого Божьего будущего мира, хотя мы и продолжаем жить в мире нынешнем (который Павел называет «сим злым веком», а Иисус «родом прелюбодейным и грешным»).
Вот почему самый первый христианский автор Павел говорит о том, что Дух есть залог, или аванс, того, что грядет. Павел использует здесь греческое слово arrabon, которым сегодня в Греции называют обручальное кольцо — нынешний знак того, что осуществится в будущем.
Для Павла Дух есть залог нашего «наследия» (Еф 1:14). Это больше чем просто образ из обычных человеческих дел, когда, если кто–то умирает, другие люди наследуют его имение — и могут получить что–то заранее как часть того, что им завещано. И он не говорит (как это понимают многие христиане) только о том, что мы «отправимся на небеса», как если бы небесное блаженство было основным «наследием», предназначенным для нас. Нет. Он опирается на одну из важнейших тем Библии, причем развивает ее самым удивительным и новым образом.
