— Ну и что?
— Как ну и что? — Он меньше всего ожидал получить такой ответ. — Ночное прозрение теперь не выглядело столь же ясным, как прежде. — Мы именно об этом говорили в ту ночь, когда поссорились. И с тех пор все изменилось. Ты сама, Холли, знаешь, что все стало по‑другому. — Он вскинул брови и нахмурился, словно готовясь услышать ее возражения.
Холли крепче прижала книгу к груди. Злость, поддерживавшая ее всю неделю, сразу испарилась. Нет никакого хитрого, ловкого манипулятора, использовавшего ее в своих целях. А есть просто смущенный и бесконечно глупый Рейф. Он и вправду не понимал, почему так резко изменились их отношения. Продумав целую неделю над причиной разлада, он так и не вспомнил самое главное, прелюдию к их разговору. Свои слова о том, что не собирается жениться на ней.
— Рейф, уже поздно, — вздохнула Холли, — и нам обоим надо рано вставать. Спать осталось часа четыре.
— К черту сон! — Четыре шага, и он очутился прямо перед ней. — Я не устал. — Он обнял ее и крепко прижал к себе, целуя волосы, шею, лицо. — Я так скучал по тебе, Холли. Я хочу тебя. Я не… — Он замолчал. Нет, это не те слова. — Что бы я ни сделал, прости меня, Холли.
— За что ты просишь прощения, Рейф? — Она откинулась назад и посмотрела на него.
Он сглотнул и решил: черт с ней, с его гордостью!
— Я, наверное, чем‑то обидел тебя.
— И ты так отчаянно хочешь секса, что готов принять любой упрек? Даже не зная, в чем ты виноват, — сухо проговорила Холли.
— Ты нужна мне, солнышко. Секс — только часть. Скажи, что ты прощаешь меня.
— Мне тоже, Рейф, не нравится, как складываются наши отношения, — призналась она. — Но у меня нет желания устраивать сцену примирения в три часа ночи. У меня завтра много пациентов и…
Он не стал ждать окончания фразы. Главное он услышал. Она готова его простить. Не важно, какие условия она ему поставит в обмен на прощение. С этим он разберется позже. А сейчас он хотел скорее обнять ее и положить конец невыносимой разлуке.
Холли даже не пыталась протестовать. Ей было так приятно снова оказаться в его объятиях! Ну что же, можно просто продолжать дружеские отношения и получать удовольствие от секса. Прошедшая неделя пошла ей на пользу. По крайней мере она перестала быть простофилей, верящей, что ложиться с мужчиной в постель и любить друг друга — это одно и то же.
Быть любовницей Рейфа Парадайса для нее вполне достаточно. Она хочет его, он хочет ее. Все просто. Почему она должна во всем искать смысл и делать себя несчастной?
Холли прогнала все мысли и поцеловала Рейфа, давая волю проснувшейся чувственности. Через минуту они уже лежали на кровати в ее спальне, целовались и ласкали друг друга так, как им хотелось каждую ночь невыносимо долгой недели.
— Я хочу тебя прямо сейчас, — торопила его Холли, сжимая твердые ягодицы мужчины. — Пусть это будет быстро.
Ей не нужна нежность, не нужны чувства. Бездумная физическая страсть. Потрясающий секс. И больше ничего!
Рейф шел навстречу всем ее требованиям.
Но потом, когда они лежали тяжело дышащие, потные, с переплетенными ногами, он погладил ее по голове, обеспокоено заглянул в глаза и пробормотал:
— Ты сегодня совсем другая.
— Рейф, я слишком устала, чтобы разговаривать, — Холли закрыла глаза. — Хочу спать.
— Вот я и говорю, что ты другая. Ты всегда прежде разговаривала со мной.
— А сейчас я хочу спать. — Глаза по‑прежнему закрыты.
— Я… Ты… — Он замолчал, изучая ее лицо, пытаясь догадаться, что происходит. — Тебе было хорошо?
— Рейф, ты исполнил свой номер на большой палец, — беззаботно бросила она.
— Холли, это было больше, чем номер, — с упреком произнес он.
— Рейф, что ты от меня хочешь? — Холли открыла глаза. — Я больше не сержусь. Мы пошли в постель. Секс был потрясающий. Чего тебе еще надо?
— Ты не сказала, что любишь меня, — выпалил он, ошеломленный сделанным открытием. Раньше она всегда говорила, что любит его. А сегодня нет. Внезапно он понял, как ему не хватает этих нежных, тихих слов.
— Рейф, — нахмурилась Холли, — видишь ли, существуют некоторые…
— Ты опять хочешь сказать, что я зануда? — быстро перебил ее Рейф. Какое ненавистное слово! — Холли, ты столько раз говорила мне, что любишь меня, а я, по‑моему, так ни разу и не сказал, что я тоже люблю тебя.