— В больницу? — переспросила Яна. — А надо?
— Мы вот вызывали врача, он сосед твоей мамы по лестничной клетке, — скосила глаза Люся на пожилого мужчину.
— Здрасте! Лев Николаевич, — представился тот. — Ну что я могу сказать…
— Что? — переспросила Яна. — Говорите громче, ничего не слышно!
— Контузия у вас! — явно напрягся Лев Николаевич. — Поэтому слышать немного хуже будете, но потом все восстановится! Восстановится, говорю! А зрение, смотрю, нормальное! Глазки мигают, вовремя ты глаза закрыла! Только бровки с речниками опалились и челочка, — несколько замешкался доктор и добавил: — И щечки…
Яна сразу же поняла, в чем дело. Когда люди переходят на такой вот ласково-уменьшительный стиль общения, «глазки, щечки, бровки…», это может означать, что идет общение с ребенком, со слабоумным человеком или пытаются смягчить степень чего-либо. В данном случае степень повреждения. Яна села, пытаясь унять головокружение, и наконец-таки смогла увидеть всех собравшихся. Здесь были и ведущий актер Степан Сергеевич, и характерная актриса Лариса Ивановна, и совсем молоденькая девушка, которую Яна видела в первый раз. Они все еще оставались в этих нелепых бумажных колпаках. Лица были как у грустных клоунов.
— Яночка, извини меня, — развел дрожащие руки Степан Сергеевич, — это я тебе разрядил снаряд в лицо. Валентина Петровна меня убьет.
— Старый дурак! — стукнула его по спине Лариса Ивановна. — Мы хотели по-торжественному! Ты входишь! Так давно не видели салют! Ну, на салют нас не хватило, а вот на петарду… Только не уследила я, что Степа прямо на тебя ее и направил!
— Ладно, ничего! — каким-то глухим голосом ответила Яна и замерла.
Она провела языком по небным и язычным поверхностям, словно проверяя, не хочет ли никто из органов расстаться с ее ртом. Зубы остались ей верны, только чувствовался жуткий привкус гари.
— Подведите меня к зеркалу, — попросила Яна, понимая, что кричит, так как сама себя не слышала.
— Да что там смотреть, — начала было Лариса Ивановна, но осеклась под строгим взглядом Яны и бросилась помогать своим коллегам.
Совместными усилиями Яну подняли и отвели в ванную комнату с белоснежной плиткой и ослепляющим светом. Валентина Петровна очень любила белый цвет и в одежде, и в интерьере.
Пока стареющие артисты, ведущие себя как дети, вели Цветкову в ванную, она почувствовала себя Вием.
«Его так же выводила всякая нечисть, чтобы он им помог», — подумала она и обрадовалась, что не озвучила эту мысль вслух, а то это прозвучало бы как-то странно… двусмысленно… Конечно, эти артисты не являлись нечистью.
Яна всмотрелась в зеркало в центре ванной комнаты слегка близорукими глазами и очень пожалела, что близорукость у нее не сильная.
В зеркале отражалось серое лицо с какими-то неестественно красными носом и щеками и упрямо торчащим подбородком. Брови и ресницы были совершенно опалены, глаза — спасибо, что на месте, — абсолютно красные, как у мартовского зайца. Челка завивалась вверх черными пружинками. Яна дотронулась до них, и пепел осыпался, оставив коротенькую, глупо торчащую челочку. Яна выругалась и осмотрела волосы сзади — но они не пострадали. Но самое нелепое и странное, что Яна обнаружила у себя, это какие-то разноцветные пятна размером с горошину, покрывающие ее сероватую кожу. Такая веселая ветрянка.
— Пепел должен смыться, — заверил ее Лев Николаевич.
— Господи… что это?
— А это совсем пройдет, — сразу же стала успокаивать ее Люся. — Это у нас конфетти было… тоже некстати. А тут взрыв, и вот…
— Мне в морду лица, извините, взрывом впечатало конфетти? — удивилась Яна. — Я не могла даже в самой жуткой фантазии это представить.
— Выглядит не очень, — согласилась с ней Люся. — А так-то ты как? В больницу поедешь? Вызывать «скорую»?
— А зачем мне в больницу? Руки-ноги на месте. Конфетти с кожи убирать? Повеселить медицинских работников? Нет уж… не хочу. Я не люблю больницы, — ответила Яна, — и никуда не поеду.
— Извини меня! Честное слово, я не хотел, — еще раз совершенно искренне сказал Степан Сергеевич.
— Не берите в голову, зла не держу, все бывает, — как могла успокоила его Яна.
