Девочка снова уцепилась за книгу и начала тянуть ее на край стола, чтобы бросить на стул и таким способом сделать его выше. Отец остолбенел.
— Что ты делаешь?
— Видись, доця не стистане. Доця на кизю стане.
— Охо-хо-хо! Подожди, — сказал ей отец, продолжая смеяться, и позвал в сторону двери: — Женя! Женя! А иди, посмотри, какую мы изобретательницу в доме имеем! Нет, ты подумай, говорит: «Доця не достанет, доця на книгу встанет».
В дом вбежала встревоженная мамочка.
— Вот посмотри! Посмотри! — отец был приятно возбужден, и девочка поняла, что она делает что-то хорошее, и отец ею гордится, но что, понять не могла.
— Давай, давай, покажи маме, как ты будешь слазить, — торопился отец, а девочка, мало его понимая, окончательно подтянула книгу на край стола и ждала.
— Скажи, как ты будешь слазить, а? — растолковывал отец, что от нее нужны только объяснения.
— Доця не стистане, доця на кизю стане...
— О Господи, — всплеснула руками мамочка. — Оно же еще такое маленькое!
— Как ты это придумала? — отец хотел от девочки большего, чем та могла, поэтому она не отвечала. — Без книги слазь, — приказал отец, убирая книгу.
Девочка снова легла животиком на стол и начала спускать ножки вниз. Она вела себя смелее, но, как было и до этого, ощутила, что ножками не достанет до стула.
— Слазь на стул, слазь, — настаивал отец. — Я подхвачу тебя, не бойся.
— Доця нимизе лязиць. Видись? — она замахала свободно свисающими со стола ножками, демонстрируя сказанное.
— Умничка моя! — отец растроганно подхватил ее на руки и поставил на пол.
А когда они втроем вышли во двор, он, поразмыслив, сказал жене:
— Знаешь, это символически, что она взяла именно мой дневник, чтобы с его помощью слезть со стола.
— Так ей ведь только два годочка! — продолжала удивляться мама. — Она будет разбираться в технике. Видишь, как придумала?
— Но это была книга семейной хроники! — отец подчеркнул последнее слово. — Нет, она будет писательницей.
Разве Низины родители могли тогда знать, что она у них будет и кандидатом технических наук, и писательницей одновременно?
Но судьба, как видите, подает людям свои вещие знаки, надо только уметь расшифровать их.
10
— А что-то из более позднего детства помните? — спросила Тамила Вукока. — Смотрите, как нас много, а рассказ пока что один.
— А надо еще? — прищурила насмешливый глаз Низа Павловна, очень похоже на то, как это делал ее отец Павел Дмитриевич.
— Еще! — дружно запели гости.
— Расскажу вам о курочке Лале и своей подруге Людмиле, о том, какими мы были в ваши годы.
***
Длинная хата под двускатной крышей, в которой жила семья моей подруги, была угловой — торцом выходила к улице, а фасадом — к безымянному переулку. От улицы хату отделял палисадник, а между двором, всегда заросшим густым, как ковер, спорышом, и переулком лежал широкий участок земли с реденьким садом, в котором преобладал вишняк, и огородом. Более основательный сад был разбит в противоположном от улицы конце усадьбы. Там же располагался и роскошный малинник — место примечательное и лично мною любимое. Забора вокруг усадьбы не было, но ее границы по всему периметру обозначались деревьями: вдоль улицы — старыми белыми акациями, со стороны переулка — рядом пирамидальных тополей.
Участок огорода, примыкавший к улице, обычно засаживался картофелем, однако там развивалась лишь обильная ботва, а клубни не завязывались, хотя на других участках огорода картофель давал хорошие урожаи. Здесь же из года в год буйствовала бесполезная растительность: сильные стебли поднимались высоко над землей, переплетаясь верхушками, усеянными белыми гроздьями соцветий. Бурьяна между свившимися кустами не было, разве что на свободных пятачках земли расстилалась березка, а затем вскарабкивалась по картофельной ботве на самый верх и подставляла солнцу свои розоватые граммофончики.
Но хозяева упорно высаживали здесь картофель, а зачем — непонятно. Почему нельзя было посадить, например, фасоль, раз уж грунт непременно отдавал предпочтение развитию надземной части растений?
Мне всегда хотелось забраться на эти грядки, особенно в жаркие дни, не без оснований полагая, что там, под ботвой, прохладно и хорошо. А когда шел дождь разлапистые картофельные листья, расположившиеся каскадом друг над другом, стойко встречали удары очумелых капель, издавая при этом нечто вроде крика, наполненного восторгом и азартом сопротивления.
