— Разве это не то же самое?
— Я просто уточнил. Арамейский язык имел два диалекта: западный — сирийский и восточный — халдейский. Первым пользовались в Сирии, а вторым — в Вавилонии. Христос знал оба диалекта и часто пользовался ими одновременно.
— И это называлось сиро-халдейским диалектом?
— При жизни Христа на таком языке говорили почти все грамотные евреи, пользующиеся халдейской Библией Таргум.
— Рассуждая по аналогии, и наш казацкий язык, соединивший в себе русский и украинский, — тоже иллюстрация сложных исторических процессов, отраженных в повседневной культуре народа.
— Конечно, — согласился Павел Дмитриевич. — Но она, несчастная, попала в когти политических спекулянтов и стала поводом к опосредствованному геноциду. Стала орудием уничтожения носителей этой интересной языковой архаики.
Собеседники тяжело вздохнули и беспомощно замолчали. Так всегда, о чем бы ни зашла речь, она обязательно приводила к острым вопросам текущего периода, где супруги далеко не всегда находили общий язык.
Затем Павел Дмитриевич и Евгения Елисеевна зажили жизням героев, о которых читали в книгах, и надолго выпали из тех долгих суток, из июльской ночи и вообще из того времени.
8
На следующий день родителей в конце концов навестила Низа Павловна, приехала утром, по холодку. Перенесенная болезнь не отразилась на ее внешности, но это никого не удивляло, как и не успокаивало, — Низа Павловна имела счастливую особенность всегда хорошо выглядеть. Даже иногда грустно шутила по этому поводу.
— Дочка, как ты нас напугала! — бросилась к блестящей, будто она была новой, машине Евгения Елисеевна, чтобы обнять вышедшую из нее дочку. — Еще и на машине. Хоть бы ты за руль не садилась в неуверенном состоянии.
— Ничего страшного не случилось, — улыбнулась Низа, обнимая одной рукой маму, а второй вынимая из салона сумку. — Моя вегетатика затеяла капитальную перестройку и немного выбилась из ритма. Только и всего. Счастье, что своевременно вмешались врачи.
— Еще и рано тебе хворать этой вегетатикой...
— Тут уж ничего не поделаешь.
— А как Сергей поживает, он вернулся из командировки?
— Только вчера приехал.
— Как бы так устроиться с работой, чтобы не мотаться по командировкам? Твоя болезнь — надолго, и теперь тебя нельзя оставлять дома одну.
— Как-то устроимся...
Они прошли в дом, где их, завидев гостью в окно, ждал Павел Дмитриевич, держа марку и скрывая нешуточную озабоченность дочкиным состоянием здоровья.
Весть опередила события, то есть Низа не успела почувствовать, что приехала домой, собственно, психологически ее здесь как бы еще и не было, а школьники уже узнали о том. Удивляться не приходилось, так как приближалось первое сентября, ученикам выпускного класса аж кричало определяться с сочинением, и многие терялись, где брать темы. Кто же упустит случай встретиться с писательницей, пусть даже она приехала на день-два, чтобы увидеться с родителями и побыть там, где прошло ее детство?
В первый день, спасибо им, беспокоить гостью не стали, а со следующего — пошли звонки. Сначала от тех, кто считал себя Низиной родней, хоть бы и дальней, а потом и от малознакомых. Чувствовалось, что Дивгород изменился, и люди стали другими в хорошем понимании — деликатнее, но и настойчивее: дети умели культурно извиниться, в хорошей манере спросить разрешения прийти, а тогда наседали не на шутку и выкачивали из Низы максимум информации.
— Подождите, — смеялась она, когда к ним шумной стаей завалили школьники, — ведь мы — конкуренты. Мне самой нужны темы, мысли, интересные сюжеты! — оборонялась Низа от натиска.
— Что вы сравниваете? — наглел на глазах Сергей Рудык, щеголяя красивой внешностью, как это умеют делать, еще неосознанно, физически развитые парни.
— А вы расскажите о себе, как начинали писать, как ощутили влечение к литературе, — советовал кто-то.— Воспоминаниями поделитесь. Это ведь тоже прошлое нашего поселка, принадлежит его истории.
— И о своих родителях расскажите, а то они у вас слишком скромные. Павел Дмитриевич все больше о других рассказывает, а о себе ни гу-гу.
— О чем вы написали первый раз?
