Переговорив с Анной Витальевной Друзковой и подчеркнув в разговоре, что теперь она действует по поручению Максимовой матери, Низа убедилась, что, да, в соответствии с завещанием Максима его петербургская квартира отошла к Ульяне, а швейцарская вилла — к Аксинье. Так же они поделили его денежные сбережения, хранившиеся на банковских депозитах. Об остальном сестра Максима не знала, высказала предположение, что надо искать завещание в пользу матери. Вот и все, круг замкнулся.
И тогда Низа решила в третий раз побеспокоить Юрия Мефодиевича Соломина. Он выслушал ее заинтересованно, а затем дал служебную машину и посоветовал, не экономя время, горючее и терпение водителя, объездить все Кунцево и без результата не возвращаться.
— К сожалению, из-за Жанны он не афишировал подробности своей личной жизни. Его московскую квартиру мы все хорошо знали, а загородное имени нет. Поэтому ищите сами.
— Так, может, Жанна хотя бы теперь скажет, где была дача ее отца, — спросила Низа. — Ведь это, должно быть, ей известно. Неужели она и после смерти родного брата будет мстить ему за то, что он у нее был?
Юрий Мефодиевич прищурил глаза, лучась теплой улыбкой:
— Максим — точная копия своего отца, молчаливый, замкнутый и, как говорится, себе на уме. Виталий Мартынович очень радовался рождению сына. Почему он не вступил в брак с его матерью, не знаю, но Максиму он отдавал предпочтение перед законными детьми — дочками. Так вот знаю с абсолютной точностью, что свой загородный дом он сразу решил оставить Максиму и новой жене о нем не говорил. Было здесь шуму, когда они узнали, что Максим на законном основании унаследовал недвижимость своего отца! Враждовали! Нет, ищите сами, они вам не друзья. — Ну, теперь дом, послуживший яблоком раздора, наверняка имеет другой вид. Максим, как выразилась Юлия Егоровна, ревитализировал его, обновил, модернизировал, наверное, и расширил. Участок в порядок привел.
Конечно, предложенным Соломиным методом было легче и быстрее найти дом Максима Дорогина, чем делать официальный запрос в бюро недвижимости, предъявлять туда сотни документов о том, что ты имеешь основания интересоваться этими данными, потом ждать очереди, пока чиновники удовлетворят твою просьбу. А время не ждет, уже и так пролетело больше года со дня смерти владельца, и надо было спешить.
На третьем круге вокруг аккуратного и броского своими крышами поселка московской творческой элиты Низа нашла то, что искала. За высоким забором из белого кирпича виднелся трехэтажный дом, о котором не скажешь, что он перестроен из послевоенной советской дачи. Собственно, просто на старом месте Максим поставил новый дом. В стороне от него виднелись еще какие-то сооружения, но Низа не стала останавливаться на том, что имело второстепенное значение. Она увидела кнопку звонка и с силой всей своей отваги нажала на нее.
Неслышно приотворилась массивная металлическая калитка, врезанная в ворота, и из нее выскользнул симпатичный мужчина весьма крестьянского вида. На нем не было ни пятнистой одежды бойцов спецназа, какую носили другие охранники, ни спортивной надутой курточки, ни штанов а’ля казаки, заправленных в армейские ботинки, короче, ничего такого, что отпугивало бы человека с преступными намерениями.
— Это дом Максима Дорогина? — спросила Низа, переминаясь с ноги на ногу и старательно избавляясь от терпкости в ногах. — Вот мои документы, — сказала она, не ожидая ответа, и подала свой паспорт и доверенность Мазур Юлии Егоровны, а заодно присовокупила к ним Максимову метрику, чтобы уж окончательно убедить этого мужичка, что она не с неба упала, а прибыла сюда по поручению законных владельцев этого имения.
— Что-то вас долго не было, тетя, — хмыкнул мужчина, а скорее парень, как убедилась Низа, присмотревшись. — Я собственно водитель. Максим Витальевич не любил сам за рулем ездить: берег нервы и силы. Заодно поддерживаю в исправности все строения, а мой отец обрабатывает сад и грядки, территорию то есть. Мы здесь все вместе живем, — объяснил он. — Вон в томе домике, — показал на небольшое двухэтажное здание слева от основного дома. — На первом этаже — мои родители, а мы с женой — наверху. Сидим здесь без зарплаты, уже думали бросить все и устраиваться в другом месте.
