Максим Дорогин любил Раису Ивановну. И с самого начала знал, что ее дочери родились от него. «Он это сердцем ощущал, — сказала его сестра. — А потом вычислил свои встречи с Раисой и сопоставил с днями рождения детей. Это не трудно было сделать, тем более что Раиса не скрывала от него, что пустила в сердце грешную любовь из-за болезни мужа, пагубно отразившейся на ней. Ну кто бы не догадался, чьи у нее дети?».
— С Раисой они, конечно, поддерживали отношения, звонили друг другу, переписывались, иногда и встречались, правда, очень редко. Когда Раисе выпадало куда-то поехать на областное совещание, курсы повышения квалификации или на выступление с самодеятельным коллективом, он всегда летел к ней на крыльях. Максим поддерживал ее материально, делал переводы, хотя она и противилась поначалу, — рассказывала Друзкова. Теперь они с Низой перешли в столовую и домработница кормила их свежим обедом. — А потом погиб ее муж. Это будто отрезвило Раису, она охладела к Максиму, бросала трубку, когда он звонил, в чем-то обвиняла его. А он терпел, так как понимал ее состояние после такой страшной трагедии. И вот наступило лето. Максим начал настаивать перед Раисой на оздоровлении детей, дескать, он теперь должен стать ее опорой, позаботиться о любимой женщине, о детях, и предложил для них путевки в хороший детский лагерь в Прибалтике. Раиса согласилась.
— И Максим воспользовался возможностью, поехал к девушкам в лагерь, познакомился с ними и рассказал о своем отцовстве, да? — спросила Низа. — Приклонил дочек к себе, познакомил с вами.
— Да. К нам он их привоз, когда они еще в лагере отдыхали. Счастливый такой был, вдохновенный, сияющий! Он не мог налюбоваться на их красоту. А у них глаза разбежались от родственников, нежданно-негаданно свалившихся на них, от знаменитого отца, которого они знали по фильмам, от солидной тетки — ректора университета, дяди — главного психотерапевта Ленинградской области.
— Это вы о себе?
— Да, я же говорила, что пошла по маминой стезе. А среди мужниной родни преобладают врачи. А вы чем занимаетесь?
В конце концов, это уже была просто приятная болтовня ради вежливости, и Низа не стала задерживаться. До отхода «Красной стрелы» еще оставалась уйма времени, и она решила сменить прежние намерения. На Московском вокзале сдала билеты на Москву и поехала на Витебский. Там она успевала на нужный ей поезд, который за полтора суток без пересадок и передряг прибывал в Дивгород, следуя дальше на Днепропетровск.
3
На пространствах бывшего Дикого поля разгулялась молодая весна: цвели абрикосы, наливались цветом вишни и сирень, земля укрылась первоцветами, спрятав под ними перетлевшие серенькие скелетики, оставленные природой от прошлого лета.
От железнодорожной станции до родительского дома было ровно три километра, и Низа решила пройтись пешком. Она помахала водителю местного автобуса, тщательно подбиравшему пассажиров с каждого поезда, дескать, не ждите меня, и сошла с проезжей части. По обеим сторонам дороги, повторяя ее кривизну, шли утрамбованные дорожки, обсаженные акациями и тополями, а иногда и шелковицей. Деревца имели солидный возраст, но они стояли на таком удалении друг от друга, что не сливались в сплошную посадку, не образовывали темные заросли, и люди не боялись там ходить даже в темень. Под каждым деревом, сгрудившись отдельным островком, тянулась к солнцу пышная травяная поросль, умопомрачительно кутаясь в необъяснимое благоухание земли и воздушной свежести.
У Низы было легко на душе от того, что теперь ей не нужно что-то рассказывать или объяснять Раисиным дочкам, они без нее хорошо знали своего родного отца, общались с ним, без преувеличения, стали на ноги его стараниями. Как жаль, что Раиса этого не знала и напрасно казнилась, изводила себя за надуманный грех!
В центре поселка, как и всегда, утром шумел местный базар, и Низа, приметив на обочине знакомую машину, внимательнее посмотрела на шеренги продавцов. Так и есть: отец приехал за покупками. Вот он ощутил направленный на него взгляд, замер, обернулся, ищет глазами наблюдателя.
