— Помочь мы не могли и только ухудшили бы дело.
— Зато она знала бы, что не видела никаких привидений.
— Она уже наполовину поверила, что это была игра воображения. Ее отец без конца твердит ей об этом.
— Ведь она видела нас.
— Он объясняет это иллюзией, созданной освещением.
— И она ему верит?
— Я уже сказал: наполовину. Кажется, она высокого мнения об отце. Он всегда оказывался прав. Вам хочется исповедаться, правда, Кэролайн? У вас, по-моему, чересчур беспокойная совесть. Ужасная вещь, если приходится жить с ней всю жизнь. Постарайтесь избавиться от нее, Кэролайн.
— Очень Гвенни плоха?
— Ходить пока не может, но она отнюдь не при смерти.
— Ах, как бы я хотела, чтобы мы этого не делали!
— Я тоже. К тому же это произвело эффект прямо противоположный тому, который я планировал. Они живут у нас. Поль обращается с ними, как с почетными гостями. Отец тоже. Дом им нравится все больше. Они решили купить его, Кэролайн.
— Это кара! — объявила я. Он мрачно кивнул. — От всей души надеюсь, что она не останется инвалидом на всю жизнь.
— Только не Гвенни, — заверил меня Яго. — Ее отец не допустит этого. Крепкая порода, эти Аркрайты, доложу я вам. Все эти «деньжата» достались им не из-за их мягкосердечия.
— А я уезжаю завтра.
Он хмуро взглянул на меня.
Итак, все наши замыслы окончились ничем. Лэндовер будет продан Аркрайтам, а я уеду домой.
На следующий день приехала мисс Белл, а еще через день мы сидели в поезде, направлявшемся в Лондон.
После моего возвращения из Корнуолла прошло три года. Приближался мой семнадцатый день рождения.
Первые полгода я часто вспоминала кузину Мэри, Джеми Макджилла, а также Поля и Яго Лэндоверов. Особенно много я думала о Поле. Каждое утро я просыпалась с чувством острой тоски. Все снова и снова рассказывала я о своих приключениях Оливии, жадно слушавшей меня. Не исключено, что я чуточку их приукрашивала. Возможно, в моем изображении Лэндовер Холл походил на лондонский Тауэр, а Трессидор Мэнор немного напоминал Хэмптон Корт [5]. О Поле Лэндовере я говорила больше, чем обо всех остальных. Он превратился в настоящего героя, наделенного прекрасной наружностью и всевозможными добродетелями, обладал одновременно качествами Александра Македонского, Ланселота, Геркулеса и Аполлона, был благороден и неотразим. Милые близорукие глаза Оливии загорались, когда я говорила о нем. Я сочиняла целые диалоги, которые мы будто бы вели с ним. Оливия завидовала моим приключениям и ужасалась, слушая рассказ о печальном исходе эпизода с привидениями. Ей даже в голову не приходило удивляться тому, что всемогущий Поль не сумел спасти собственный дом.
Кузина Мэри написала мне только один раз. Как я вскоре поняла, она не любила писать письма; однако я была уверена, что, вернись я в Трессидор Мэнор, наши отношения возобновились бы с прежней сердечностью. В своем единственном письме она сообщила, что Лэндовер Холл продали Аркрайтам, а мисс Аркрайт, видно, не очень пострадала, потому что она теперь всюду бывает. Отец с дочерью поселились в Холле, а Лэндоверы переехали на ферму на краю их имения. За исключением этих новостей, все оставалось по-прежнему.
Я написала ей, но ответа не получила. Яго я не писала, но и так понимала, что старая ферма, где они теперь жили, была невеселым домом.
Отец не выразил удовольствия при моем возвращении. Я его даже не видела целых три дня, после того как вернулась. Когда же мы встретились, он едва на меня взглянул.
Мое сердце пылало от обиды, я чувствовала себя больно уязвленной и тосковала по ласковому отношению, которое нет-нет да и проявляла кузина Мэри.
Мисс Белл держала себя как всегда, будто я никогда и не уезжала. Большим утешением в это время была для меня Оливия, сто раз на дню подчеркивавшая, как она рада, что я вернулась.
У нее были свои проблемы. Главной из них стала необходимость «выезжать в свет». Руководительницей ее в этом сложном деле была тетя Имоджин, — что само по себе являлось тяжелым испытанием, — а количество наставлений и запретов окончательно сбивало ее с толку.
Не пробыв дома и трех недель, я узнала, что в начале учебного года меня отправят для окончания образования в закрытый пансион. Это сообщение оказалось тяжелым ударом не только для меня, но также для Оливии и мисс Белл.
