Феррагамо ощутил ужасную пустоту где-то пониже грудной клетки. Огромным усилием воли он сел и потянулся к ближайшему ореху. Пальцы почему-то стали толстыми и неуклюжими, ему никак не удавалось сломать скорлупу. Он уже подумывал засунуть орех в рот целиком и разгрызть его, когда белка, по-прежнему внимательно наблюдавшая за ним, взяла один из орехов и аккуратно разгрызла. Она положила зерно на землю и потянулась за следующим. Скоро она справилась со всей кучкой.
— Спасибо, — прошептал Феррагамо, не узнавая своего голоса.
— Не за что, — ответила белка и исчезла.
Маг, даже не удивившись, поглядел ей вслед.
Он жевал орехи и вдруг обнаружил, что слышит вокруг себя множество слабых голосков. В основном говорили о еде, о том, как улизнуть от врага, вроде вон той совы, устроившейся на ближайшем дереве, но некоторые разговоры касались «этого человека-грозы», сидящего под деревом и грызущего орехи. Впрочем, к страху перед ним примешивалось благоговение и дружелюбие.
«Это про меня? — подумал Феррагамо. — А откуда тут сова взялась?»
Он поглядел по сторонам и заметил Сова. От голода кружилась голова. Он подумал о Кории и на миг увидел, как она сидит у причала в Доме и глядит на море. Кория подняла глаза и нахмурилась. В ту же секунду видение исчезло.
Снова придя в себя, маг подозвал прирученную птицу. Осторожно выделив частичку своей силы, он передал Сову послание для Марка. Птица улетела. Феррагамо оставалось гадать, правильно ли он поступил. Попытка сознательно контролировать такую силу утомила его, и он снова потерял сознание.
Потом он помнил, как брел куда-то. Кажется, снова появлялись солдаты, он взмахом посоха погрузил их в сон. Действие было почти бессознательным, но он знал, что не убил их и дней через пять они проснутся живыми и невредимыми.
Время текло с большими провалами, и в следующий раз он обнаружил себя в предгорьях, пробирающимся по первому снегу. Тут он начал осознавать постоянный тонкий, высокий звук, казалось, следовавший за ним по пятам. Он остановился, потряс головой, но тут же пожалел об этом, потому что снова почувствовал слабость. Шум не исчезал. Он обернулся и увидел…
В этом месте своего повествования Феррагамо разразился хохотом. Остальные с изумлением воззрились на него.
— Как бы мне хотелось, чтобы вы могли на это поглядеть, — сказал маг. Сверкающие слезы катились у него по щекам. — Бесценное зрелище. — И, к недоумению своей аудитории, он снова рассмеялся. Шалли начал проявлять беспокойство.
— Что ты увидел? — воскликнула Фонтейна, не в силах сдержаться.
Феррагамо смахнул слезы с бороды.
— Я обернулся, — повторил он, — и сначала не увидел ничего. Потом поглядел вниз. Все эти маленькие снежки… — он снова захохотал, — …они летали в нескольких дюймах над землей. Их было около дюжины, они кувыркались в воздухе и пели. — Послышались недоверчивые восклицания, но маг продолжил: — И тут я увидел, как один из отпечатков моих следов вроде как свернулся и взлетел. И еще один голосок присоединился к этому писку.
— Поющие снежки? — недоуменно переспросил Шилл.
— Да, — кивнул Феррагамо. — Я нарочно прошел несколько шагов в обратную сторону, и это повторялось снова и снова. Новые и новые следы поднимались в воздух. А старые постепенно опускались на землю и становились обычным снегом.
— Я слышал о том, что можно идти по следу, — съязвил Ломаке, — по мне не приходилось слышать о следах, идущих за кем-то.
— Похоже, у этого волшебства тоже есть чувство юмора, — засмеялся Дург.
— Я к ним даже привязался, — сказал Феррагамо.
Так он и шел в сопровождении собственных следов, по-прежнему не зная, куда направляется. Горы, казалось, смеялись над ним. В какой-то момент маг снова потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что за ним ухаживает седой отшельник, наполовину сумасшедший, но полный готовности помочь своему «брату».
Несколько дней Феррагамо отлеживался в этой пещере, медленно обретая рассудок и память, но однажды отшельник вдруг помянул каких-то появившихся и вновь исчезнувших пилигримов. Феррагамо воззвал к нему, боясь, что это могут быть солдаты врага, но тот и ухом не повел. Потом маг смутно припоминал, как его хозяин декламирует речь, закончившуюся неизменным: «Должен ли я теперь умолкнуть?» Он как раз размышлял, что бы это могло значить, когда отшельник вернулся вместе с Марком.
