Как вам это нравится? Ну и наглость!
Реакцию Барби на наше вторжение было легко предугадать. Она нахмурилась.
Реакция Тиффани на последнее заявление Матиаса тоже не удивила. Она взвыла. Возможно, даже громче, чем во время нашего с ней разговора.
— Просто беседовали, у-у? — прогудела Тиффани, усевшись в центре дивана. Видимо, привычка такая — плюхаться на диван без приглашения.
Квартира Матиаса была типичным жилищем холостяка: в ней царил полный хаос. Видавший виды журнальный столик завален журналами, среди которых примостилась тарелка с недоеденной пиццей, в углу валялись скомканные носки, в креслах громоздилась одежда. На полу, у дивана, стояла бутылка кока-колы.
Глядя на этот беспорядок, я легко догадалась, почему Матиас с такой невозмутимостью переступил через корзину с бельем в моей гостиной. Возможно, он решил, что мы воспользовались услугами одного и того же дизайнера по интерьерам.
Тиффани ухмылялась, глядя на старшего брата.
— Матиас, ты не трепыхайся, но ваша беседа размазана у тебя по губам.
Матиас быстро провел рукой по губам и посмотрел на ладонь. Я отвернулась и глянула на Барби. После слов Тиффани та слегка вздернула подбородок. Словно гордилась тем, что все заметили: меньше всего они с Матиасом беседовали.
Улыбнувшись мне скромной улыбкой победительницы, бывшая подруга схватила сумочку, чирикнула: "Ой, мне пора бежать!" — и двинулась к двери. По дороге она пропела: "Пока, Скайлер, пока", обогнула меня (я так и не тронулась с порога) и захихикала, словно сказала нечто ужасно остроумное.
Я ответила ей фирменной улыбкой "Макдоналдс".
Матиас, стоявший рядом со мной, вытянулся по стойке «смирно». Барби придвинулась к нему вплотную, едва на помяв оборки на блузке, и заглянула в глаза.
Те самые, зеленые.
— Позвони мне! — выдохнула она. Столь тяжелого приступа астмы у нее еще никогда не наблюдалось. — Буду ждать.
У Матиаса был такой вид, словно он только и мечтает, чтобы Барби наконец удалилась. Очевидно, ему не терпелось, извинившись, исчезнуть в ванной. Потому что именно так он и поступил, стоило моей бывшей подружке выйти за дверь.
Когда Матиас вновь появился в комнате, на его губах больше не было помады. Но теперь они алели от усердного растирания.
К чему бы это?
Что касается Тиффани, то она, похоже, подхватила теннисную болезнь: девочка быстро переводила взгляд с Матиаса на меня и обратно, будучи не в силах решить, за кем же интереснее наблюдать. И продолжала при этом ритмично жевать.
Ее чавканье действовало мне на нервы.
Как и вся семейка Кроссов.
Особенно один из членов этой семьи — тот, что с зелеными глазами, — который попытался выставить меня полной дурой.
И, что меня больше всего бесило, это ему почти удалось. Если б я не явилась сюда и не увидела Барби, — и, разумеется, сувенир, оставленный ею на физиономии Матиаса, — я бы до сих пор ломала голову над тем, как к нему отношусь.
Зато теперь знаю.
Никак.
Более того, я была бы счастлива больше никогда не видеть ни Матиаса, ни его прелестной семейки. Но, конечно, прежде мой зеленоглазый приятель должен позаботиться об одной маленький проблеме.
Матиас, что не удивительно, приложил все силы, чтобы уговорить сестру не принимать нас за воскресших из пепла Бонни и Клайда. Когда Тиффани передала ему записку, найденную в машине их отца, лицо Матиаса заметно побледнело. Он еще больше встревожился, когда сестренка пояснила на голубом глазу, к каким выводам она пришла.
— Тиффани, ради бога, — взорвался Матиас, — как ты могла додуматься до такой нелепости!
Тиффани по привычке выдула резиновый пузырь и бросила:
— Легко.
Впрочем, и Матиасу оказалось нетрудно убедить сестру в том, что она ошиблась. Вероятно, девочка уважала мнение брата намного больше, чем мое. Матиас говорил весьма убедительно. Одно лишь обстоятельство несколько умаляло искренность его слов: каждый раз, когда он уверял Тиффани, что между мной и ним никогда ничего не было, его глаза с беспокойством устремлялись в мою сторону. Как у виноватого парня, которого застукали с другой женщиной.
Я была очень хорошо знакома с этим выражением лица. Частенько видела его на физиономии Эда.
