Он повел бровями. Глаза веселились.
– Забавная трактовка, сестрица! А почему бы и нет? Вы же не одинокий мужчина, который долгими зимними вечерами позволяет себе побаловаться с надувной куклой?
Меня передернуло. Он хмыкнул и сказал:
– Не смотрите на меня так. Это такой же индивидуальный предмет личной гигиены, как зубная щетка. Вам придет в голову пользоваться чужой? Мне – нет. Хотя не сомневаюсь, что эта зубная щетка была бы только рада такой возможности. Будь у нее хоть одна извилина, она не загубила бы карьеру модели, сделав ставку на рабочий ротик. Увы, пользователя щетки больше нет, и…
– Это омерзительно!
– Извините. Но я вовсе не осуждаю вашего отца. Напротив, всегда восхищался его донжуанскому жизнелюбию. Вот. – Рейно положил альбом мне на колени. – Я вам уже говорил, что де Ласмар был великий коллекционер и собирал все. Это его замечательное собрание женщин.
– Боже… вы серьезно?
– Открывайте, листайте, не бойтесь. Все датировано и подписано, как и полагается у серьезного коллекционера. Понимаю, это производит сильное впечатление. Я сам испытал шок, впервые увидев этот портфолио. Но тогда моя мама была еще жива, мне было тогда всего тринадцать, а вы – человек взрослый. Моя мама безумно его любила, просто самозабвенно!
Я раскрыла альбом. На каждой фотографии мужчина обнимал женщину. Женщины были разные, мужчина – один и тот же. Интересный мужчина, с выразительными чертами лица, с красивым ртом и носом, с игривым взглядом. Там, где он обнимал женщину левой рукой, на мизинце виднелся тот же самый «братский» перстень. Я стала листать дальше. Снимки были самые разнообразные: любительские, явно профессиональные, «моментальные» столбики из четырех фоток, цветные, черно-белые, стильная мастерская сепия…
– Но здесь нет подписей!
– Они на обороте каждого фото. Листайте, листайте. Вы пока еще не дошли до вашей мамы.
– Вы ее видели?!
– Конечно! Де Ласмар периодически переписывал свой тестамент, а с появлением Сале мы каждый раз стали знать его содержание. Не знаю, всегда ли вы числились в наследниках, но во всяком случае тогда уже были.
– Тогда это когда?
– Примерно лет десять назад.
– Десять лет?! Целых десять лет вы знали о моем существовании?
– По-вашему, я должен был сразу же отправляться в Марсель, чтобы убить вас?
– Ну могли бы нанять киллера.
Он захохотал.
– Сестрица! Вы мне нравитесь все больше и больше!
– Рада за вас. – Я закрыла альбом и протянула ему. – Моей мамы здесь нет! Кстати, Моник – тоже.
– Не сравнивайте! – с раздражением воскликнул он и стал торопливо перебирать страницы. – Не может такого быть! Я хорошо ее помню. С левой стороны – папаша с мулаткой на пляже, а справа – паршивенькие такие моменташки с вашей матерью. Но очень хорошо видно родинку у ее губ. Такая славная родинка! Жалко, что вам не досталась. Фу ты черт! Здесь пусто! Но она была! Была!..
Рейно выглядел таким растерянным, как если бы вдруг оказался на Луне, и так яростно листал и тряс альбом, словно из этих листов картона могли посыпаться бриллианты.
– Либо это проделки вашей Моник, либо вы все придумали, – сказала я, надевая пиджак.
– Но родинка! У нее есть родинка?
– Есть. Но что это меняет?
Альбом с размаху плюхнулся на кровать.
– Это доказательство! – Рейно сиял. – Доказательство! Я действительно идиот!
– Как будет вежливее? Если я промочу или опровергну?
– Осторожнее! Шнурки! Не упадите! – Рейно очень вовремя поймал меня за локоть. – Вы чуть на них не наступили… – медленно закончил он, убирая свою руку гораздо позже, чем того требовала необходимость.
– Спасибо. – Я села на кровать и стала завязывать ботинки.
От короткого соприкосновения с Рейно бешено колотилось сердце. И еще за эти секунды я успела почувствовать его запах. И все это мне очень не нравилось, хотя запах я не могла бы назвать неприятным. Совсем напротив.
– Вы правы. Я идиот. Я потерял целых десять лет! И сейчас на вас были бы не уличные ботинки, а нормальные туфельки. И не этот костюмчик-унисекс, а нормальное вечернее…
– Десять не десять, – справившись с собой, перебила я, – но хотя бы вчера предупредить меня о приеме было можно.
