А потом она узнала о своей беременности, и это заставило ее бежать. Ставки были очень высоки. Но скорее всего она переоценила себя. И сейчас, в предрассветных сумерках, Триста думала о том же. Она покинула Романа, поняв, что женщина ее социального слоя может быть для знатного мужчины только любовницей. Или шлюхой, что более грубо выражает суть дела.
Именно в таком положении она оказалась и сейчас. Роман ей ничего не предложил. Сколько раз надо переспать с каким-то мужчиной, чтобы официально считаться его любовницей? Один раз? Десять? Или, может, всего два?
Она повторила все во второй раз, и ничего не изменилось. Этот чертов лорд сделал ее такой, какой она была шесть лет назад, – влюбленной в него и тяжело дышащей от его прикосновений.
О Боже! Она была бы счастлива, если бы его обаяние тревожило ее хотя бы вдвое меньше.
Она не будет с ним больше спать. Когда Триста поднялась с кровати и начала одеваться, она была настроена совсем иначе, чем вчера. С холодной решимостью она отмела все сомнения относительно того, что ей делать дальше. То, что было шесть лет назад, удивительно переплелось с сегодняшним днем. Прошлое упорно повторялось.
В тот день Роман появился снова. Он взбежал по лестнице с радостной легкостью. В его руках были цветы, на лице играла улыбка.
Ему сказали, что миссис Фэрхевен нет дома.
Вместе с цветами он оставил визитную карточку, написав на ней, чтобы ему прислали сообщение, когда он может зайти. Однако никакого ответа не последовало.
На следующий день Роман поднимался по лестнице уже не так стремительно. Это было в тот час, когда весь город наносит визиты, и ему сказали, что миссис Фэрхевен отправилась делать визит. На сей раз Роман уже не оставил карточки.
Через день он появился вновь. Уже без цветов и без улыбки он постучал в дверь. Ему отворили, чтобы провести в заднюю часть дома, где Триста и Мишель Коури сидели вместе в семейной столовой.
Расстроенный, он притих в кресле, надеясь переждать посетительницу, но ее пригласили на чай. Время тянулось, однако Роман старался не терять терпения.
Он был вежлив, хотя это удавалось ему с трудом. Он даже затеял разговор с миссис Коури. Триста явно стремилась не замечать его присутствия, но Роман упорно дожидался своего часа. Она не может игнорировать его вечно. Бросив сочувственный взгляд на сводную сестру, Мишель сказала:
– Ну, мне пора. Майор должен этим вечером вернуться из путешествия, и потому нужно прибрать в доме. – Она объяснила Роману: – Мы закрываем дом на лето. Мой муж предпочитает сельскую местность, но позволяет мне приезжать в Лондон повидать миссис Фэрхевен.
Роман кивнул:
– Это очень хорошо. Было приятно познакомиться с вами.
Несмотря на обстоятельства этого знакомства, он нисколько не кривил душой. Мишель Коури была грациозной и доброй, хотя и достаточно проницательной, чтобы понять, что тучи сгущаются. Когда Мишель наконец ушла, Роман недовольно выдавил из себя:
– Ты должна мне все объяснить.
Триста сжала губы.
– Пожалуйста, не устраивай сцен.
– Думаю, нам стоит устроить сцену. У нас был долгий перерыв.
Триста сделала нетерпеливый жест рукой и выпрямилась, словно готовясь к бою.
– Что случилось, после того как я отсюда ушел? – резко спросил он, пристально глядя на нее.
– Я поняла, что делаю ошибку. Снова.
– О, ради Бога! Я думал, мы уже установили, что ошибся я.
– Ты так думаешь? – У нее перехватило дыхание, в глазах вспыхнуло пламя. – Боже, как ты невероятно высокомерен! И очень забывчив. Виновата я – и твое поведение ни при чем.
– Ты сказала, что жалеешь, что не рассказала мне об Эндрю.
– Я сожалею об этом, но не раскаиваюсь в том, что отказалась быть твоей любовницей. Я тебе уже говорила, что никогда не пересматриваю своих решений. И я не буду меняться – ни для тебя, ни для кого-нибудь еще.
– Любовницей?
Триста повторила все снова, но более спокойно:
– Роман, мы знакомы уже давно, и оба знаем, что у нас были некоторые... отношения. Мы выросли вместе, и оба были довольны этим – я нашла друга, а моя мама во многом заменила тебе собственную мать. И вполне естественно, что, став взрослыми, мы оба думали, что влюблены. Но мы скорее всего принимали за любовь что-то еще, поскольку она оказалась не столь сильной и умерла. Но у нас все еще есть... ну, скажем, некоторая привязанность.
