– Я не люблю, когда меня считают за дурачка. Тебе следует это помнить. Я пришел в тот дом, который ты показала, когда я провожал тебя. Там о тебе никто не слышал и даже не знает твоего имени.
О, вот в чем дело!
– Просто я приобрела новый дом, – уклончиво ответила она. – Этот дом около парка, напротив того. Ты мог бы увидеть его из переднего окна.
Тут она поняла, что проболталась, и тут же с силой сжала челюсти, чтобы не выболтать еще чего-нибудь.
– Вот как? Очень интересно. Но это не объясняет, почему ты умышленно указала мне чужой дом. У тебя глаза бегают, когда ты врешь. Это выдает тебя с головой.
– Ты мог легко сообразить, что я не желаю тебе сообщать, где живу. – Тут она заметила тетю Мэй, глядящую на нее из-за широкого плеча какого-то мужчины.
То, что тетя была рядом, придало Тристе уверенности. Хотя она и не была лорду Эйлсгарту ровней, но не являлась больше служанкой и вовсе не обязана терпеть его грубое поведение.
Она подняла голову и, уничтожающе посмотрев на собеседника – а подобному взгляду она научилась у своей повелительной тетушки, – произнесла:
– Меня не интересует, извиняете вы меня или нет, милорд, поскольку вы продолжаете вести себя грубо. Доброго вечера, милорд.
Она сделала шаг в сторону, но его широкое плечо загородило ей дорогу. Тем не менее было видно, что Роман чуть обмяк, и его поза перестала быть высокомерной и вызывающей.
– Вы даете мне отставку? – ответил он, не веря тому, что услышал.
О, если бы она могла просто оставить его! Но она была на это не способна.
– Вам женщины раньше не давали отставку? Вы забыли, милорд, что я была знакома с вами двенадцать лет и смогла выработать к вам иммунитет. Иммунитет к вашему шарму.
– Но после нашего расставания прошло много времени, – насмешливо произнес он, а потом добавил: – И еще – я не верю, что у тебя выработался столь сильный иммунитет, как ты бы хотела.
– Ты всегда был невыносимо упрям. И очень высокого о себе мнения. А я-то думала, что с возрастом это у тебя пройдет. Почему ты так нахмурился?
– Я просто думал.
– И о чем же?
– Что эта дама слишком дерзко себя ведет.
Триста закрыла веер и подняла подбородок.
– Ты – высокомерный человек, – произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Тетя Мэй, находясь справа от нее, время oт времени поглядывала на них, но без особого беспокойства.
Чтобы взглянуть ему в лицо, Триста чуть приблизилась. Это оказалось ошибкой, поскольку она тут же ощутила исходящий от Романа дразнящий запах мужчины, всегда восхищавший ее.
– Я давно поняла, что твои достоинства не перекрывают твоих недостатков. Пусть другие женщины слабеют от вида внушительного тела и шикарных манер, которыми ты пускаешь пыль в глаза своим жертвам. Я считаю, что все это не заменит тех качеств, которых у тебя нет и которые я в последнее время стала ценить в мужчинах.
Роман вздохнул:
– Вижу, что я за эти годы не вырос в твоих глазах и ты со мной холодна. Но ты залилась краской, моя дорогая. И я хорошо помню, как это с тобой случалось в порыве чувств.
– Ты намекаешь... – Она не могла продолжать дальше. Она опустила руку в перчатке на край фонтана, чтобы не упасть. Пальцы при этом попали в воду, и Триста поспешно отдернула руку. Смятение охватило ее.
– О, прошу вас, миссис Фэрхевен, я не имел в виду что-то интимное. Просто ты возмущенно подняла подбородок, и я вспомнил, как ты краснела от ярости.
Он имел в виду совсем другое, и они оба знали это.
– Думаю, вам следует удалиться, – надменно произнесла Триста. – Вы мне очень надоели, и я не хочу закатывать здесь скандал.
– Но я пришел попросить тебя о танце. – Роман изобразил галантный поклон, настолько официальный, что несколько человек в недоумении посмотрели в их сторону. Теперь, возможно, пойдут сплетни. Любопытствующие не сразу вернулись к своим разговорам.
Сквозь зубы Триста произнесла:
– Так уж случилось, что все мои танцы уже обещаны.
– Не могу в это поверить. Ты снова меня хочешь обмануть. – Он помахал указательным пальцем.
– Так ты считаешь меня лгуньей. Как мило! За этот вечер ты уже оскорбил меня дважды.
– Но я говорил только правду. А ты изворачиваешься, уклоняешься и уходишь от темы. Я уверен, что ты не обещала всех своих танцев, готов поспорить на что угодно.
