– Я очень много двигаюсь: гуляю, езжу верхом, танцую. Тебе было бы полезно попробовать то же самое, Грейс.
Грейс фыркнула – это был особый звук, который милосердные дамы оставляют для надоедливых братьев. Роман пожал плечами:
– Я думал об Уайтторне, о днях, которые там провел. Мне хотелось бы знать. – Он помолчал, не решаясь продолжить. – Ты вспоминаешь о них?
– Для меня они были плохими. Я стараюсь вычеркнуть их из памяти, но у меня не получается.
– Ты вспоминаешь мисс Джудит Нэш?
Грейс опустила глаза:
– Да.
– Она была великолепной дамой, – негромко, но с чувством сказал Роман.
– Да, она была очень доброй. Меня восхищало ее изящество. Если ты хочешь спросить, думаю ли я о ее дочери, я скажу решительное «нет». Это был высокомерный ребенок, который набрался наглости считать себя лучше нас. Представь себе, она нас жалела. Она считала себя хозяйкой в доме и смотрела на нас как на слуг. Я знаю, ты жалеешь, что тебе не разрешили на ней жениться, но было бы просто несчастьем, если бы она преуспела в этом. Ты был очень огорчен, но все оказалось к лучшему.
Роман замер, поднеся чашку к губам. Смотрел он куда-то в сторону.
– Если ты видел ее, – продолжала Грейс, – или просто подумал, что увидел, это вряд ли что-нибудь изменит.
Роман со звоном опустил чашку на блюдце.
– Это ничего не изменит. – Он расправил плечи, сменив неловкую позу. – Но я начал над всем этим думать.
– Об Уайтторне. Но это просто дом, Эйлсгарт. Здесь вспоминать нечего.
Он сжал губы. Тогда почему ему являются призраки? Много призраков одной и той же женщины, но в разных возрастах.
Эти призраки выглядят на удивление живыми.. Вот он видит Тристу совсем юной – у нее длинные, свободно падающие волосы, ее светлые локоны придают ей вид стройной нимфы. Однажды она застигла его ревущим, он уже забыл, по какой причине. Он помнил лишь, как она смотрела на него, и он не знал, куда спрятаться, когда его застигли в столь неприятный момент.
В его памяти всплыл еще один момент – когда он подшучивал над ней, а она молча уязвленно смотрела на него.
Но чаще всего в его памяти возникала взрослая Триста, с улыбкой на лице, с сияющими на солнце волосами, похожими на золотистое пламя. Они тогда в поисках уединения отправились к полуразрушенному старинному аббатству. Именно там он поцеловал ее в первый раз. Она трепетала в его руках. Он был мужчиной, уже опытным, и тем не менее дрожал, как желторотый юнец, и этот поцелуй поразил его в самое сердце.
В его голове всплыло и другое воспоминание. Триста с большими серыми глазами, несдержанная, плачущая и выкрикивающая обвинения. Триста, покидающая его.
А он, болван, молча смотрел, как она удаляется, не веря, что это может быть правдой. В нем тогда взыграла гордость, и он сказал себе, что ненавидит ее. Она предала его, играла с ним, пыталась заставить его забыть свой долг, делать то, что хотелось ей.
Теперь он об этом жалеет. Наверное, он бы повел себя иначе, если бы знал, что она тогда уходила всерьез. Возможно, он пошел бы за ней и уступил.
Вряд ли. Только не тогда.
Только тут он понял, что Грейс о чем-то говорит.
– Извини?
– Я говорила, что мы были не единственной несчастливой семьей в Англии. Других даже били. Я была знакома в школе с девочкой, у которой в доме был настоящий кошмар. Бедный ребенок, отец регулярно ее порол. Нам еще повезло.
– Ты, конечно, права. – Роман задумчиво огляделся. Этот дом он не любил. В этих стенах он всегда чувствовал себя неуютно. Вот почему он оставил его Грейс и приобрел себе другой.
– У нас слишком серьезный разговор, – заметила Грейс, – и мне не нравится, что он завершился на... Тристе Нэш. Но раз ты пришел ко мне, поговорим о чем-нибудь более приятном. Ты останешься на ужин?
Роман согласился. Вечер они посвятили игре в карты. И Роман сделал то, чего никогда не делал раньше. Он позволил сестре выиграть.
