С этого дня всё изменилось. Баськины успехи стали очевидны не только для Аси, смотревшей со стороны, но и для неё самой. Она больше не считала лестью похвалы подружки, она сама чувствовала, что от былой неуклюжести и неуверенности не осталось и следа. Теперь они с Асей танцевали вместе, глядя друг на друга, и напевали вместе. Но, несмотря на всё это, Асе никак не удавалось уговорить подругу принять участие в общей пляске. Уже дважды был случай продемонстрировать своё умение. Баська не соглашалась. Ах, как крепко сидели в ней неодобрительные слова учителя! Она могла считать себя мастером в любом занятии, которому научилась по своему желанию, даже если это занятие не слишком вязалось с её полом и возрастом. Ведь никто ей не говорил, что она не способна научиться этому! А вот слова, всего один раз сказанные её отцу при ней самой, навсегда оставили неуверенность в своих «музыкальных талантах», будь то пение или танец — всё равно. Убедить Баську в обратном было нелегко.
Однако нет ничего невозможного для того, кто искренне чего-то хочет. А в данном случае желание было у двоих: Ася мечтала танцевать с подружкой на виду у всех, показать, что та танцует хорошо, лучше многих сверстниц, и Баська, со своей стороны, тоже этого хотела, хоть никогда не высказывалась вслух.
Тем временем, вновь подошёл праздник Рождества. Табор снова зимовал в одной из деревень. Опять было много угощений, шуток, ярких красок, праздничной одежды… И вновь цыганки танцевали под аккомпанемент скрипок мужчин и своих бубнов. Посмотреть на это буйное великолепие собрались деревенские. Многие хлопали в такт ладонями, дети прыгали вокруг, пытаясь подражать цыганкам. Баська, как всегда, стояла и наблюдала за танцем. Она не выходила танцевать даже с детьми, которые плясали с краю круга. Среди селян были несколько сильно перепивших мужичков. Они громко комментировали всё, что видели, покачиваясь, хватаясь друг за друга, чтобы не упасть и гогоча во всё горло над своими же пьяными шутками. Но вот взгляд одного из них остановился на Баське, стоявшей рядом с пожилыми цыганками. Ему тот час показалось очень смешным то, что девочка стоит рядом со старухами, вместо того, чтобы вместе со всеми танцевать. Он поделился этой оригинальной мыслью со своими приятелями, те поддержали его, и — пошло, поехало! Каких только версий не было выдвинуто: она и хромая, и косая, и глухая. А, может, это старая бабка, просто так молодо выглядит? Голоса звучали по-пьяному громко, а стояли они недалеко. Сначала, захваченная ритмом танца, Баська не замечала такого нелестного внимания к себе. Затем, услышав пару фраз, поняла, что относятся они к ней. Женщины, стоявшие рядом с пьяницами, пытались их утихомирить, но те разошлись не на шутку и, отмахиваясь от баб, продолжали горланить. Баська нахмурилась. Старые цыганки сердито поглядывали на дебоширов, по-своему тихо ругая их. Баська молчала, но ярость поднималась в ней, как пена. Между тем, мужичков уже пытались увести их же соседи-селяне, чтобы те не портили веселье и не омрачали праздник. Мужички сопротивлялись. Назревала драка. Одна за другой умолкли скрипки, одна за другой остановились танцовщицы. Пьяница-заводила, которого уже держали за руки и тянули прочь, всё никак не мог успокоиться.
— Пу-у-усти-и! Я знаю, чё говорю! Эта — не ихняя! Пря-я-ячут они её. Гляди. да…гляди, говорю, глаза-то у ней синие. Не цыганка она! А они все — воры!
С мужиком, наконец, справились, потащили в сторону его дома отсыпаться.
Тишина. Все поневоле смотрели на Баську. И тут у неё внутри как будто что-то оборвалось. Да как он смеет! Эти люди — не воры! А она… она… Она — цыганка! И она сейчас докажет! Задохнувшись от возмущения, Баська рванула с плеч овчинный полушубок, оставшись в кофте, скинула валенки, которые были ей велики, и в одних шерстяных чулках выскочила вперёд. Все замерли. Было известно, что Баська не умеет танцевать и даже никогда не пыталась. Только Ася улыбалась. Она одна знала, что зрелище удивит всех. Баська поискала глазами подругу, та кивнула ей и бросила бубен. Баська подняла его над головой и, мерно ударяя в него, пошла по кругу. Всё быстрее и быстрее сыпались удары, всё быстрее и быстрее переступали ноги по утоптанному снегу, всё меньше становился обходимый круг, скручиваясь в спираль. Когда она оказалась в центре, начался, наконец, сам танец. Нет, это был не танец, скорее — неистовый вихрь. Взмахи рук, изгибы тела, прогибающегося невероятным образом, повороты головы и при этом — существующие как будто отдельно, ноги, легко, непринуждённо переносящие ещё детскую фигурку, свивающие сложный узор танца.
