— Пан Ален, пан Лех, вас что, это не касается? Пан Ален, раз пришли сюда, значит, поправились. Нечего отдыхать! К бою!
Теперь Лех не играл. Но они словно поменялись местами. Элен после слов учителя, не давшего ситуации развиться, неожиданно успокоилась. Осталась лишь ненависть к противнику, но больше Элен не давала чувствам мешать ей. А вот Лех был в ярости от того, что учитель повёл себя так, как будто ничего не случилось. Воодушевление Элен и ярость Леха почти уровняли силы. Наконец, прозвучала команда:
— Стоп! Закончить бой! Все свободны. Пан Ален, задержитесь.
Обменявшись с Лехом взглядами, полными ненависти, она вложила шпагу в ножны и накинула на плечи плащ, уже достаточно сильно посечённый ударами шпаги. Постепенно зал опустел. Последними выходили Юзеф и Лех, оглядываясь один — тревожно, другой — со злостью. Когда они вышли, и дверь закрылась, герр Нейрат сказал с долей сарказма в голосе:
— Простите, что не могу предложить вам присесть, так что разговаривать будем стоя.
Элен только, молча, наклонила голову, соглашаясь.
— Хотел бы задать вам несколько вопросов, — заложив руки за спину, сказал учитель. — Вы позволите?
— Конечно.
— Прежде хочу сказать, что состоится ли наш с вами разговор, будет зависеть от вас, от вашего ответа на мой вопрос. Скажите, вы сможете говорить правду? Разумеется, с условием, что ничего, из сказанного вами, не станет известно никому без вашего решения. Если о чём-то не захотите говорить, лучше промолчите, но не лгите. Итак, сможете вы соблюсти это условие?
— Да, смогу, — голос спокоен, взгляд — тоже.
— Хорошо, — Нейрат кивнул. — Тогда — первый вопрос, хотя надеюсь, что знаю на него ответ и сам. Ваш дядя, пан Буевич, знает о вашем… о вашей… знает обо всём?
— Да.
— И он не возражал?
— Возражал. Но я его, в конце концов, убедила.
— Не сомневаюсь. Тогда второй вопрос. Основам фехтования вы обучались вместе с паном Юзефом?
— Да.
— И он всегда знал, что вы… девица?
— Нет, не всегда. Он узнал об этом случайно, когда обучение было уже закончено.
— И вы, естественно, приложили все усилия, чтобы последовать за ним сюда?
— За ним? — Элен была в замешательстве. Потом вдруг поняла, что имеет в виду учитель, и, вспыхнув румянцем, воскликнула: — Конечно, нет! Мне бы в голову такое не пришло.
— Ну, в вашу голову, я думаю, могло бы прийти и не такое. Ну, хорошо, оставим это. Объясните мне тогда, как получилось, что из вашей школы пришли сразу двое, заявленные, как лучшие? Признаться, я сначала думал, что пан Буевич просто пристроил своего… племянника, — взглянув на Элен, учитель хмыкнул. — Это нормально. Но тут ситуация какая-то странная. Не находите?
— Да, со стороны это кажется странным. Но мы, действительно, оба были лучшими. Я могу об этом рассказать, но лучше спросите у пана Буевича, когда он приедет. Никакой тайны здесь нет, а поверите вы скорее ему.
— То есть, вы хотите сказать, он разрешил вам заниматься здесь не просто по вашей просьбе, а соблюдая правила?
— Да.
— Бедный пан Буевич. Представляю, что ему пришлось выдержать. Вы его видимо, припёрли к стенке. Что ж, будем считать, что этот вопрос мы выяснили. Но тогда я не понимаю другого: зачем вам всё это нужно? Вы красивы, отнюдь не бедны, любимы дядей, иначе бы он не баловал вас так. И зачем при этом вам понадобилось учиться такому… неженскому ремеслу? Вы хотите что-то кому-то доказать?
— Нет, ничего и никому я доказывать не собираюсь.
— Тогда в чём причина? Каприз?
— Скажем так, — после короткого раздумья ответила Элен, — у меня есть цель, которая требует определённых навыков. Один из них — владение шпагой. Однажды, в начале пребывания здесь, мы уже говорили с вами на эту тему.
Нейрат помолчал. Потом спросил, пытаясь хоть что-то уяснить:
— А кем вы себя видите в дальнейшей жизни? Вы не видите себя женой и матерью? Ведь у вас есть для этого всё.
— Да, я вижу себя и женой, и матерью, — теперь Элен отвечала тихо, опустив глаза. — Но для того, чтобы это сбылось, мне нужно сначала научиться этому, — она показала на эфес.
— Не понимаю. Где связь? А если вы не овладеете этим искусством, кем же вы будете тогда?
