– Послушай, может, ближе к делу?
– Грубый невежда! Мы спрятались на заднем сиденье этого транспортного средства, поскольку ты клялся и божился, что это машина губернатора сей провинции. Когда он сел бы за руль, как делают многие вроде него, то обязательно бросил бы портфель назад.
– Да что ты говоришь?!
– Прямо нам в руки! – торжествующе закончил Чиун.
– Ага, – медленно проговорил Римо.
– Вот так-то!
– Это я понял. А дальше-то что?
– Что – дальше? Это все! Раз портфель у нас, то и письмо, считай, наше.
– Да, – сказал Римо, останавливаясь на красный свет. – Только нам всю дорогу пришлось бы прятаться у него на заднем сиденье, до самого его дома – или куда он там собрался?
– И что? Он бы доехал, а нам бы осталось только дождаться, когда он выйдет из машины и оставит нас с портфелем в руках.
– А ты не думаешь, папочка, что когда он перегнулся бы назад, то заметил бы, что мы прячемся за спинкой?
– Нет, конечно. Мы ведь Синанджу, мы умеем становиться невидимыми. Мы – туман, струящийся сквозь чащу леса, мы – тень, не отбрасываемая никем. Конечно, он бы нас не заметил.
– Он бы нас заметил, папочка, если только он не слепой.
– Может, и слепой: посмотри, на какой он ездит развалюхе!
– Может быть, может быть...
– А ты споришь со мной специально, чтобы загладить свою вину! Загубил такой блестящий план!
– Да я не спорю! – сказал Римо. Светофор мигнул. Римо держался вплотную к фургону губернатора и вскоре вместе с ним оказался в зеленом жилом районе. – Откуда мне было знать, что он ездит на этой колымаге?
– Ты должен был знать! Ведь ты родился в Америке. А для меня эти берега все еще чужие.
– Двадцать лет в Америке, и все чужие? – съязвил Римо.
– Еще лет через десять я буду здесь как дома. А почему мы здесь остановились?
– Я думаю, он приехал, – ответил Римо.
Мастер Синанджу оглядел улицу в обе стороны – повсюду были трехэтажные, обшитые деревом дома на маленьких лужайках, усеянных осенними листьями.
– А где же его замок? – спросил Чиун.
Римо посмотрел вслед губернатору, который прошел от машины по мощеной дорожке и исчез в домике с остроконечной крышей.
– Наверное, вот этот.
– Губернатор целой провинции! – заверещал Чиун. – И живет в таком доме? Нет, Римо, это невозможно. У этого человека в руках жизнь и смерть его подданных. Не стал бы он жить среди них как рядовой гражданин! Нет, это, должно быть, жилище одной из его многочисленных наложниц. Да, точно, это дом наложницы. Никаких сомнений.
– Ну что ж, папочка, как бы то ни было, он находится в доме, а мы с тобой здесь. Что будем делать?
– Надо добыть письмо! – решительно объявил Чиун. – Подождем, пока погаснут огни, неслышно, как призраки, на кошачьих лапах проберемся в дом и...
– Ты хочешь сказать – как кошки?
– Нет, как призраки. Кошки любят наделать шуму. А мы движемся неслышно. Мы же Синанджу!
– Да, ты прав, – согласился Римо, которому вовсе не нравилась мысль провести еще два часа или даже больше в ожидании, пока губернатор ляжет спать. – Мы – ветер в кронах деревьев.
– Невидимый глазу ветер! – уточнил Чиун.
– Да, да, невидимый глазу. Разбуди меня, когда свет погаснет.
Римо тотчас задремал. Казалось, не прошло и нескольких секунд, как Чиун тронул его за плечо. Римо сразу проснулся, все его чувства обострились.
– Сколько времени я спал? – спросил он, озираясь.
– Точно не скажу. Минут шесть-семь.
– Минут!
– Должно быть, губернатор очень устал, – сказал Чиун, показывая на дом: все окна были темны.
– Пошли.
Они вышли из машины, потихоньку закрыли дверцы и приблизились к дому. Римо быстро обнаружил заднюю дверь, по-видимому, некогда предназначавшуюся слугам и ведущую в кухню.
Навалившись на дверь, Римо приложил руку к замку и нажал. Он мог бы выбить замок одним ударом, но не хотел шуметь.
Замок наконец поддался и вывалился, как гнилой зуб из десны. Римо шагнул в дом, глаза его привыкли к темноте и разглядели кухню, плитку на полу, которую в последний раз перекладывали во времена Эйзенхауэра.
– Будем надеяться, он на ночь не прячет портфель себе под подушку, – прошептал он.
Следом за Римо Чиун прошел в старомодную гостиную, обставленную в стиле датского модерна. Каждую свободную поверхность украшала желтоватая куколка.
