Гвендолин поцеловала отца Сарьона в щеку. Мне она пожелала спокойной ночи. Я тихо поклонился, и женщина оставила нас.
Поленья в очаге прогорели до углей. В комнате стало темно и холодно. Я тревожился за Сарьона, который выглядел очень больным. Я знал, он сильно устал за этот утомительный день. После неприятной, скандальной вечерней сцены Сарьон был выжат как лимон.
— Господин, идите спать, — знаками сказал я. — Сегодня вы больше ничего не сможете сделать.
Он не пошевелился, даже как будто не заметил моих жестов. Сидел и смотрел на тлеющие угли, а потом сказал тихо, словно сам себе:
— Я дал жизнь, первому Темному Мечу, и он вытянул свет из этого мира и превратил его во тьму. Джорам прав. Я действительно до сих пор пытаюсь искупить свой грех.
Старик дрожал. Я осмотрел комнату и заметил на стуле возле очага шерстяной плед. Когда я потянулся за пледом, мне на глаза попался крошечный оранжевый огонек в углу между очагом и стеной. Я подумал, что это непотухший уголек, и попытался смахнуть и затоптать его.
Когда я прикоснулся к нему, меня пробрала дрожь. Гладкий пластик, явно не из этого мира. Его не должно было быть здесь. Я вспомнил светящиеся зеленым подслушивающие устройства, которые Мосия обнаружил у нас в доме. Но почему это светится оранжевым?..
— Нипочему, — раздался голос Симкина где-то возле моего локтя. — Просто мне нравится оранжевый цвет.
На стуле сидел Тедди. В его глазах-пуговках отражался оранжевый свет подслушивающего устройства.
Я мог бы спросить, откуда Симкин знает об этом устройстве и что он вообще знает о таких приборах. Я мог бы спросить — почему он ждал до сих пор, почему не показал это устройство раньше, пока было еще не поздно. Я о многом мог бы спросить, но не сделал этого. Наверное, я опасался услышать ответ. Может быть, это была моя ошибка.
И я не сказал Сарьону, что техноманты подслушали весь наш разговор. Возможно, это тоже была ошибка, но я боялся, что Сарьон огорчится еще сильнее. Как бы то ни было, если Гвендолин права — а она знала Джорама как никто другой, — то к утру он передумает. Утром мы все покинем это место, и техномантам больше некого будет подслушивать.
Я взял плед и накинул его на плечи Сарьону. Это вывело каталиста из унылой задумчивости, и я уговорил моего господина идти спать. Мы вместе прошли по темному коридору, и путь нам освещал только скорбный свет звезд. Я предложил Сарьону приготовить для него чай, но он отказался, сославшись на усталость, и предпочел сразу лечь в постель.
Если я и сомневался, рассказывать ли ему о подслушивающем устройстве, то теперь мои сомнения полностью развеялись. Не стоило без толку волновать Сарьона, когда он так нуждался в отдыхе.
Если это и было ошибкой, то только первой в череде других ошибок, которые мне предстояло совершить этой ночью. Еще одной ошибкой, и, вероятно, самой главной, было то, что я не уделил достаточно внимания медвежонку.
— Заверните меч в тряпье. Если вас кто-нибудь остановит, скажете, что несете ребенка. Мертвого ребенка.
Джорам; «Рождение Темного Меча»
Я проснулся из-за того, что услышал какой-то звук, хотя откуда он исходил, было непонятно. Лежа в кровати и безуспешно пытаясь сообразить, что это было, я услышал скрип дверных петель — как будто дверь открывали очень медленно, стараясь никого не побеспокоить.
Я подумал, что это может быть Сарьон и, возможно, я ему нужен. Поэтому я встал, надел свитер и джинсы, вышел в коридор и прошел к комнате моего господина. Прислушавшись у двери, я различил его негромкий храп. Значит, это не каталист бродит ночью по дому.
«Джорам», — подумал я. И хотя я был зол на этого человека за упрямство и грубость по отношению к моему господину, мне было жаль его. Джорама вынуждали оставить любимый дом и отказаться от жизни, которую он для себя создал.
«Пусть Олмин направит его», — помолился я и вернулся в свою комнату.
Но заснуть не удавалось. Я подошел к окну, раздвинул шторы и вгляделся в ночную тьму, подсвеченную сиянием звезд.
Из моего окна открывался вид на один из многочисленных садиков, окружавших Купель. Я не знал, как называются цветы, которые там росли, — большие белые бутоны тяжело свисали со стеблей, как будто склонив головы в печали. Эта метафора показалась мне удачной, и я решил использовать ее в новой книге, которую тогда обдумывал. Я уже собрался отойти от окна и занести удачную фразу в блокнот, как вдруг увидел, что в сад кто-то вошел.
