– Мачта сохраняет позицию, – доложил Куланн. – Подтверждено, что транспорт единственный. Рулевого не видно. У нас проблемы с перехватом их вокс-связи, поэтому мы еще не уловили его голос.
– Всем оставаться на местах, Куланн. Не думаю, что кто-то увидит Рулевого, пока Капитан... знаешь, давай уже без кодовых имен. Конкретно это мне сразу не понравилось. Не думаю, что Симандис высунется до того, как Струн приземлится.
Симова разинул рот.
– Это Гаммо Струн? Это его клетка? Проклятье, с этого угла я... – тут кюре вспомнил, где находится, и повернулся к рядам надзирателей за своей спиной.
– Кто следит за клеткой Струна? Как... что...
– От кающегося Гаммо Струна не слышали слов исповеди, – послышался монотонный ответ. – По моей скромной оценке, за ним числятся сорок восемь проступков пред ликом Императора и против епархиального закона, за кои также следует понести покаяние, – человек на миг замолк, а потом поправил себя: – Пятьдесят один.
Кальпурния посмотрела в свой магнокль: человек в клетке показывал некий неразличимый, но определенно непристойный жест в направлении шпиля Собора.
– Этот... почему...
Симова старался изо всех сил, но абстрактные рассуждения о наказаниях в Палате Экзегеторов не подготовили его к тому, чтобы своими глазами увидеть подобное. Он шагнул вперед и попытался положить руку на плечо Кальпурнии, но каратель, который был на полторы головы выше Симовы и с плечами шириной с талию кюре, двинулся навстречу и молча преградил ему путь. Симове наконец удалось выговорить:
– Побег нужно остановить!
– Ммм, – Кальпурния с щелчком сложила магнокль и повесила его на пояс. – Пока не вижу Мачту, но она скоро будет.
– Вахта Мачты и Петля по-прежнему стоят на месте, мэм, – голос Куланна выдавал напряжение.
– Спасибо, – Кальпурния снова надела шлем. – Клетка на земле, я вижу Струна у двери. Они понимают, что уже должна была раздаться тревога. Когда они начнут отступать, то будут двигаться быстро.
Она секунду побарабанила пальцами по ноге и добавила:
– Я думаю, нам надо приблизиться.
Куланн тут же начал укладывать воксер, в то время как каратель сделал жест Арбитрес, ожидавшим в павильоне, который Симова установил для служащих Экклезиархии. У кюре пересохло во рту, когда он увидел выходящих оттуда – тоже карателей, крепких, широкоплечих, в тяжелой панцирной броне, с дробовиками и гранатометами. Топот сапог оттенялся металлическим клацаньем лап кибермастифов, собакообразных боевых конструкций, которые бежали рядом со своими операторами. Последние двое карателей несли блестящих стальных ловчих ястребов в тяжелых пусковых рамах. Машины разогревались, и суспензоры в их грудных клетках гудели.
Симова наблюдал, как бронированные спины мелькают все дальше, направляясь к висящему тросу и брошенной клетке, и вдруг почувствовал на себе чьи-то взгляды. Это была небольшая делегация священников, которые ходили под клетками и выслушивали покаяния. Им вряд ли удалось услышать многое: все остальные узники замолчали, как только на них упала тень дирижабля.
Кюре Симова не считал себя трусом. Хотя по долгу службы он больше времени проводил в монастырях, чем на полях сражений, но Адептус Министорум по сути были воинствующей церковью, чьи доктрины никогда не чурались насилия. И все же в тот миг он был рад, что между ним и тем, что должно было вскоре произойти, стояла шеренга Арбитрес. Он щелкнул пальцами, привлекая внимание, и подозвал к себе священников.
– Присоединитесь ко мне, возвысим голос вместе, – сказал он. – Адептус Арбитрес нуждаются в наших боевых молитвах.
Шира Кальпурния смутно расслышала, как небольшой хор позади затянул простую мелодию, и это подействовало на нее успокаивающе. Всегда есть надобность в молитве, думать иначе суть гордыня и грех. До клетки было еще порядка четырехсот метров, и она немного прибавила шагу.
Она напрягла левую руку и плечо, почувствовав, как сквозь нее пробежала острая боль. Прошло уже больше полугода с тех пор, как раздробленную в бою на шпиле Собора руку восстановили, и Кальпурния знала, что для такого ранения она восстанавливалась довольно быстро. Но каким бы скорым не было заживление, оно еще не закончилось. Она отстегнула силовую дубинку от пояса и крепко стиснула ее в латной перчатке.
