- Уйти из Кулликерна? - негодующе начал Марек.
- По крайней мере, мы можем говорить об отступлении, - смягчился Миклос. - Если представится возможность, и мы не обнаружим у Халдейна тех способностей, которых так опасаемся, то следует попытаться убить его. Но я думаю, что сейчас нам следует подготовить несколько запасных вариантов. К примеру, твой юный сын мог подхватить простуду, поэтому крестины пришлось отложить. Халдейн примет такое оправдание, ведь он и сам заботливый отец. Если мы уговорим его взять Судри с собой на встречу, то тут появятся и другие приятные возможности. Уж эту-то ситуацию мы готовили достаточно давно.
Марек кивнул, неохотно соглашаясь с доводами своего кузена.
- Но главной нашей целью является оценка возможностей Халдейна, - продолжил Миклос. - Поэтому нужно быть готовым к переговорам и даже к отступлению. Кулликерн был удачной ловушкой, чтобы заставить Халдейна показать нам свое лицо. Но, полагаю, он не стоит целого королевства. Будут еще и другие возможности, и другие битвы. Даже если придется отступить, мы все равно не потеряем ничего.
- Полагаю, ты прав, - хмуро отозвался Марек. - И все равно, Миклос, я хочу убить его. Хочу, понимаешь? Я желаю вернуть отцовский престол.
Миклос тряхнул светловолосой головой с усмешкой, которая делала его похожим на мальчишку.
- И ты его получишь, кузен. Обещаю тебе. Получишь в свое время. А сейчас давай займемся подготовкой. Нам нужно быть готовыми к любым превратностям судьбы.
* * *
В другом месте, далеко отсюда, другие Дерини также пережили гибель Димитрия. Отец Кверон Киневан, который должен был отслеживать состояние торентского Дерини, находился в состоянии транса, и сейчас со стоном покачнулся на стуле, а затем поспешно вызвал успокоительное заклинание, и лишь тогда обернулся к хрустальному шару, висевшему над столом в зале Камберианского совета, используя его как точку фокусировки, чтобы усилить ментальный зов, обращенный к Джорему.
Он ничуть не сомневался в значении тех эманаций, которые сумел уловить только что. Они не поддерживали постоянного канала связи с Димитрием, после того как вернули его в Ремут, оставив в сознании новые установки, однако отслеживали по энергетическим выплескам все магические действия, которые тот мог предпринять. Ниеллан во время своего дежурства поймал отзвуки происшествия с Удаутом, а Джорем уловил те волны, которые должны были привести к смерти Альберта. После этого, Димитрий, похоже, залег на дно… Пока несколько часов назад не начался настоящий переполох.
Сперва последовала мощная вспышка энергии, убившая Альберта, а затем вторая, еще более сильная, которая испепелила разум Полина. Кверон ненадолго окунулся в искалеченный мерашей мозг Димитрия, и тут же поспешил отпрянуть на безопасное расстояние, оставаясь простым наблюдателем. Он прекрасно понимал, что если Димитрий навлек на себя достаточно подозрений, чтобы его принялись испытывать с помощью мераши, значит, их тройному агенту пришел конец.
Лишь после многочасовых пыток, Димитрию удалось ускользнуть за порог невозвращения, использовав установку на самоубийство, которую заложил в его разуме Миклос и слегка подправил своими усилиями Джесс.
Отзвуки пережитых Димитрием мучений были достаточно отчетливы, и для Целителя, столь чувствительного, как Кверон, вынести это оказалось непросто, но гораздо хуже было другое. За несколько мгновений до гибели Димитрия у него появилось чувство, что Миклос сам каким-то образом установил связь со своим агентом и принялся ворошить его сознание, пытаясь понять, что с тем происходит. Именно в этот момент и сработала установка на самоубийство. Кверон мог утешаться лишь тем, что Миклос так и не сумел опознать, кто именно оставил следы в сознании Димитрия. А теперь тот благополучно ускользнул в небытие, и никакая боль уже не могла его затронуть.
- Что стряслось? - послышался голос Джорема.
Вырванный из размышлений, Кверон обернулся рывком и уставился на высокие бронзовые двери, которые Джорем как раз закрывал за собой. В свете единственной свечи, горевшей посреди стола, Джорем напоминал призрака. Судя по всему, ментальный зов пробудил его ото сна, и он успел лишь накинуть плащ поверх белоснежной ночной рубахи. Ноги его были босы, серебристые волосы взъерошены, а под глазами залегли темные круги.