— Не знаю. Может, как-нибудь не в этом городе. Вот выберемся отсюда…
— Не выберемся, — она покачала головой в разные стороны. —
Выбраться мы отсюда не сможем…
— Нет. Вы ошибаетесь. Я докажу вам это.
— И как? Выйдешь из этого города в одиночку?
— Если надо будет — выйду.
Харли усмехнулась и встала с дивана.
— Ладно, спокойной ночи… Никольз, — на её лице загорелся румянец, повеяло теплом.
Она медленно пошла в зал. Я последний раз осмотрел кухню, погасил свет и пошёл спать.
Сон был сладкий, безусловно, мы все устали. Сегодняшняя ночь высосала из нас все соки, затронув самые глубокие слои сознания.
Проснулся я поздно, в час дня. Из окна лился солнечный свет, который приглушали голубые шторы. Вставать не хотелось, но и продолжать валяться в кровати, пытаясь проспать ещё пару минут, было бессмысленно. Живые часы, данные мне от природы и закалённые в тихих городских буднях, уже били во всю и велели мне поднять себя из горизонтального положения. Я повиновался и свис верхней частью туловища, сидя на кровати. Потёр глаза и начал осматривать комнату. Всё те же полки и бессмысленные вещи наполняли пустой стеллаж. В солнечных лучиках летала пыль, медленно взлетая и падая вниз, блестела. Частички мельчайших волосков и просто сферы этой назойливой, вездесущей субстанции так и норовились влететь в дыхательные пути и что-нибудь там перекрыть, сцепившись в один большой ком.
Я посмотрел на диван, где лежала без движения Харли. Она была укутана серым одеялом и скрывалась от лучей, будучи повёрнутой к стенке. Ничто не мешало её сладкому сну, лишь пыль летала и кружила свой танец. Прислушавшись, я понял, что проснулся первым, и приподнялся с кровати, перевалившись на ноги. Тихий скрип нарушил тишину. С кровати Харли послышался тяжёлый выдох.
— Не проснулась, — прошептал я.
В голову мне пришла мысль наконец привести себя в порядок и выстирать грязное бельё. Я закинул на себя рюкзак и прошёл в ванную комнату в одних шортах, щёлкнув дверным замком. Расстегнул рюкзак и начал доставать всё, что мне нужно. Вот грязная футболка, майка. А вот и зубная щётка с пастой, да ещё и новые! Видимо, компания, обеспечившая мне прерванную поездку, предчувствовала сей инцидент. На упаковке пасты я прочитал что-то на иностранном, но в глаза мне бросилась огромная надпись:
«Ultra concentration: +200 %».
Смысл я уловил, но к чему нужно было делать такую концентрацию вещества — я не понимал. Тюбик был чуть меньше обыкновенного, но не настолько, чтобы увеличивать концентрацию в три раза. Может, я просто ещё не зарабатывал, как все обычные люди. Экономии-то в три раза больше!
Я вычистил зубы и сплюнул пену в раковину, смыв всё это. Во рту было очень свежо и приятно, будто выпил прохладного морса. Также я не забыл и про рану. Отодрав повязку с кусочками сохлой алой плоти, я наложил новую. Иначе вода бы парализовала болью всё моё тело, влившись в щели раны.
— Осталось самое простое — выстирать вещи, да и себя заодно, — подумал вслух я и бросил вещи в тазик, который тщательно промыл перед этим тряпкой и мылом.
Я наполнил таз водой и поплескал в нём руками. Убрал его в сторону, а сам начал мыться в душе. Я размышлял о вчерашнем дне и том существе, которое без особых эмоций расправилось с людьми. В каком-то смысле оно помогло нам. Кто знает, может, мы бы вообще не выжили в схватке с выжившими. Да и патронов у меня было немного.
Всё стекло кабинки из прозрачно-кристального превратилось в матовое, за дверцей расплывалось. Тёплая вода стала остывать, и я понял, что системе водоснабжения нужно время. Пришлось прервать все мои раздумья и выйти из тёплой, заполненной паром, кабинки. От этого настроение моё изменилось. И далеко не в лучшую сторону. Отжав вещи от мыльной воды и слегка прополоснув бельё, я повесил всё на небольшую сушилку, уже почти переполненную чужими вещами и тряпками. Розовые, синие, зелёные, красные ткани создавали интересную радужную картину. Мне припомнилась одна выставка современного искусства, на которую я пошёл под предлогом «могу себе позволить».
Различного рода картины с линиями, кружочками, палочками будоражили воображение богатых ценителей. Я не понимал их. Ни художников, ни посетителей, восхвалявших имена авторов за «глубокий» смысл. Дальше становилось всё интереснее и тупее. Скульптуры из проволок, перевёрнутая мебель и даже унитаз, в котором забились чьи-то грязные вещи. «Какая мерзость, какая нелепость», — думал я. «Какой смысл, какая душевность!» — думали все. Но самым громким посетителем в выставке была картина, не имевшая ничего на своём холсте. Она, пожалуй, переплюнула даже кусок провода с резистором и жёлтым светодиодом, воткнутым в картошку. Это был просто обнажённый холст, с еле видным пятном от подсолнечного масла, которое пролила случайно жена «индивидуума», за что и была вознаграждена парой-сотней тысяч казённых деньжат.
