Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник" - страница 9
Но, ни вера, ни добрые дела еще не верх совершенства для мистика, если они не проникнуты идеей самозабвения и соединения с Богом всем сердцем и всею душою [30].
«Каким образом, спрашивал M.М.Сперанский преосвященного Феофилакта [31], можно любить Бога для себя, когда Он один именно и составляет то, что мы в самих себе любить можем, и что такое мы, чтобы ставить себя средоточием того самого начала, из коего мы происходим, коим движемся и есмы. Это все равно как бы хотеть обращать солнце вокруг угля, горящего в камине.
«Итак не унижайте понятия божественной любви, подчиняя ее мелкому самолюбию. He называйте даже любовью к Богу сию любовь своекорыстную, относящую все к личным нашим пользам. Любовь сия есть или смешение и игра слов, или идолопоклонство.
«Она есть идолопоклонство, если мы будем любить Бога, как средство к счастью, а не конец Его. Тогда под именем Бога мы будем обожать наши собственные мысли и желания, будем любить самих себя, будем прилагать образ Его к тварям, а сие-то и есть сущее идолопоклонство.
«Из сего уже удобно заключить вы можете, в каком состоянии находится ныне внешняя церковь и чем различна от внутренней.
«Из сего тоже познать можно, для чего во внутренней церкви, во всех учениях истинных мистиков, первым и единым существенным догматом полагается самоотвержение и любовь чистая: два слова, почти одно и то же означающие.
«Из сего также открывается, почему учение сие всегда казалось столь странным для мира и называлось таинственным. Оно странно потому, что ниспровергает все почти принятые понятия, ниспровергает разум физический и ставит на месте его совсем другой разум духовный. Оно таинственно потому, что уразуметь его иначе невозможно, как опытом и внутренней, сокрытой от всех внешних глаз, работой. В нем дело идет не менее, как о преобращении всех почти наших понятий, о преложении ветхого человека в нового, о ниспровержении царства идолов и восстановления царства Божия. Царство же Божие, по слову Христову, в нас есть и нигде более искать его не должно. Оно откроется, как скоро падет в нас царство лжи и мрака».
Это царство лжи и мрака, по мнению современников, находилось в учении философов в энциклопедистов. Испуганные их идеями, мистики бросились в противоположную сторону и впали в крайность. Они отвергли разум, знание, ученость и вступили на путь отвлеченных идей и экзальтированного блаженства.
«Когда естественный человек, говорили они [32], следующий водительству одного разума, утопает в недоумениях, тогда духовно-просвещенный, утвердя якорь свой в невидимом и вечном, возносится над всем земным и преходящим, плавает в пространствах бесконечных, зрит под ногами своими мнения и заблуждения человеческие и с соболезнованием смотрит на тщетные усилия чувственного человека, ищущего непрестанно спокойствия и блаженства в том, что ни отрады, ни покоя душе дать не может. Невозможно разуму быть просветителем человечества: просветитель оного должен непременно быть в тесной связи с вечным и незаходимым светом, — Богом, и от него почерпать озарения свои».
По мнению мистиков, науки испортили человека и удалили его от первобытной блаженной простоты. Ученому трудно отречься от усвоенных им идей и детски предаться «водительству Св.Духа». Господь же сказал: аще не будете яко дети, не внидете в царствие небесное. Дети охотно принимают всякое наставление; ученые не любят советов и отвергают все, что несогласно с их доводами и доказательствами. «Перед Бога же нам должно явиться, говорят мистики [33], чистою чертежною доскою, на которой бы Дух Святой мог начертать все, что хощет. Потому-то Господь и не избрал никого из ученых в апостолы свои, ибо они примешали бы к учению Духа свои понятия из разума и через то исказили бы оное».
Тогда зачем же дан человеку разум?
— Для двоякой цели, отвечают мистики: для служения человеку в потребностях здешней жизни и для указания пути к высшему свету. Первую должность он исполняет весьма исправно: с искусством подбирает все, что льстит чувствам, и этого дела он мастер. Но назначение человека не ограничивается одной временностью, разум же далее пределов чувственности ни пяди ступить не может. Разум может руководствовать человека и в нравственном его ходе и, когда бывает свободным от страстей, то руководствует его довольно порядочно, особенно в ребячестве и в молодых летах. Он начинает воспитание человека, но довершить его не может; круг действия его ограничен временностью, а назначение человека выше. Разум может довести человека до дверей святилища, но ввести его в оное не может, ибо сам не разумеет яже суть Духа Божия. Он не имеет чудодейственной силы веры, коей Христос научал; не имеет того духа, который испытует и глубины Божества. Служение разума, подобно служению левитскому, которое очищало людей с внешней стороны, но внутреннего освещения дать не могло
