Голова закружилась от обрушившихся знаний, Галебус ощутил себя марионеткой в руках кукольника и с трудом подавил желание сжать виски. Он ненавидел внезапные перемены. Сумев взять себя в руки, проговорил:
— Те самые кристаллы, что я передал на Ангулем…
Эйзикил закивал.
— Это ведь… эксперимент! — громче обычного пророкотал Галебус. — Эйзикил приложил палец к губам, и пришлось перейти на шепот. — Вы уверены, что Дамир получил интересующие вас сведения? Уверены, что его память прижилась? Раньше подобного рода опыты проваливались!
— Если прижилась, мы вырвем её из носителя. Давай надеяться на лучшее, Галебус. От этого слишком многое зависит! — В голосе Эйзикила проскользнула грусть, он встал, широким жестом обвел «зал». — Посмотри, во что превращается наш народ! Клан Махов! Распущенность, везде распущенность! А ведь силой веры мы почти замкнули Кольцо миров, сейчас же… Наше поражение на Земле — наказание за распущенность и ослабление веры. Если не вернуть все на круги своя, скоро варханы уподобятся пеонам, коих интересует лишь собственная шкура. И мы падем. Явятся эти… с Земли, и установят свои порядки.
Негодованию Эйзикила Галебус внимал с вдохновенным видом, понимая, что старик доверяет ему так же, как любому терианцу, то есть никак, но решил, что правильнее ценный ресурс не переводить, а использовать. Прав Эйзикил: варханы должны веровать в Бурзбароса, так проще держать их в повиновении.
— Я правильно понял, — уточнил Галебус, — вы хотите, чтобы я выяснил, кто из подопытных носит сознание Дамира? А потом мы влезем ему в мозги и выудим нужное?
— Именно. В состав групп войдут тёмники как наблюдатели, а ты станешь над ними. Этого ты достоин.
«И ты отлично осведомлен», — додумал Галебус и заставил себя смириться с неизбежностью. Если ты недостаточно силен, твой удел — служение. Слабым себя Галебус не считал и не считал свою партию проигранной. Сейчас Эйзикил обошел его. Позже Галебус обретет величие. И отомстит Эйзикилу за унижение.
— Когда меня введут в курс дела? — поинтересовался Галебус.
— Сегодня вечером, — улыбнулся Эйзикил и махнул рукой. — А пока — свободен.
«Вот так поворот, — думал Галебус по пути домой. — Придется что-то сочинять, выкручиваться и делиться сведениями о Буром. Хотя, наверное, не стоит беспокоиться, я принял правила игры. Я ничего не знаю, хотя понимаю, что Эйзикилу известно все. Значит, сейчас выуживаю нужные данные и завтра-послезавтра передаю старику, а там надо будет постараться его переиграть. Как говорил покойный наставник — не спеши, а то успеешь не туда».
Планирование, игра на три хода вперед — вот стихия Галебуса. К сожалению, подлая жизнь раз за разом преподносила сюрпризы…
Галебус, подстегиваемый досадой и злостью на Эйзикила, буквально сгорал от нетерпения и даже не заметил, что миновал охрану и очутился на площади, что сыплет град и ветер пробирает до костей. О капюшоне он вспомнил возле двери собственного двухэтажного дома-башни. Шагнул под козырек, поскреб ржавчину на двери, проступающую под синей краской, убрал за уши пряди смоляных волос, посеребренных сединой, и наполнился предвкушением.
В гостиной ждал терианский перебежчик, которому обещали неприкосновенность в обмен на Бурого, живого и невредимого. Терианец вскочил с табурета и поклонился, коснувшись рукой деревянного пола. В огромном, на полстены, зеркале отразился тощий зад в потертых штанах, высунувшийся из разрезов плаща. Галебус придирчиво оглядел в зеркале себя: безупречен. Высокий, статный мужчина, только перешагнувший порог зрелости. Черная ряса подчеркивает аскетичную бледность лица. Смоляные волосы с редкими седыми нитями лежат ровно. Брови изогнутые, тонкие. Нос — породистый. Борода поседела раньше шевелюры и, пожалуй, придает солидности. Поставь рядом Галебуса и терианца, сразу поймешь, кто — вархан, хозяин жизни, а кто — жалкий смерд.
— Все, как вы хотели, мастер Галебус!
— Где он?
— В комнате без окон.
Представив пленника, связанного по рукам и ногам, в абсолютной темноте, скорчившегося, напуганного, Галебус кивнул.
— Хорошо, свободен, — проговорил он и позвал Мио.
