Единственной живой душой, с которой общался Галебус, был Куцык, безмерно радовавшийся возвращению хозяина. Люди — предатели, пёс никогда не предаст.
«Мы обыскали твой дом, мастер Галебус, — говорил Нектор, морща тонкий нос, — от Галебуса воняло тухлыми овощами. — Только ради того, чтобы убедиться: больше никаких секретов ты не унес в могилу. Знаешь, что поразило меня больше прочего? Даже не подвал. И не твой уродливый пес. А мясо в холодном шкафу. На филейной части сохранилась кожа и, представь себе, Галебус, фрагмент татуировки. Я не видел похожих узоров на шкуре скота. Зато не раз наблюдал за женщинами, украсившими себя так. Ты — людоед, милый мой враг. И теперь ты у меня в руках. Но я тебя не трону, живи. Только извини, Галебус, делиться с тобой Забвением я не собираюсь. Ступай к себе и помойся, видит Бурзбарос, ты нестерпимо смердишь».
И осталось Галебусу брести к себе и нервно хохотать, представляя перекошенную физиономию Нектора после прочтения письма. Грязь он смыл, но позор остался и теперь разъедал душу. Так глупо проиграть!
Галебус жахнул кулаком по столу, спугнув Куцыка. Многое отдал бы тёмник, чтобы отомстить и доказать всем: он — лучший!
* * *
Ксандру нужно было в Наргелис: без снаряжения в горах делать нечего, а он почти гол и безоружен. И единственный способ попасть высоко в скалы, к Забвению, — прилететь туда.
Беглец нырнул под защиту покосившейся стены — прямо над ним пролетел гранч. Ксандр задумчиво посмотрел на самолет: скорость движения у него относительно реактивных истребителей Земли не ахти. И вообще техника не самая надежная: винты эти, крылья этажеркой. Тридцатые годы двадцатого века, даже не Вторая мировая. Гранч шел пустой: не было в крепежах бочонков с отравляющим газом или зажигательной смесью. Ищут Ксандра, ведут разведку с воздуха.
Но сколь ни был гранч несовершенен, в горы на нем подняться можно. Куда реальней, чем играть в Сталлоне: полуголым прыгать по скалам.
Ксандр никогда не управлял самолетом и не знал, где здесь аэродром. Но Дамир — помнил. После смерти Вацлава пробудивший память берсер отступил было в глубину подсознания, теперь же он воспрял.
Перед внутренним взором Ксандра разворачивалась карта. Наргелис. Площадь. Центаврос. На верхнем ярусе пирамиды — взлетные полосы, ангары… Гранчи. Бер᾿Гроны — пилоты, в отличие от бер᾿Махов. Самолеты ждут своего часа, и где-то там — Сокол, новое приобретение Нектора, вершина пеонской мысли.
А ведь когда-то Предтечи строили не только гранчи! Они изобрели Сибы, они открывали порталы, они покоряли миры, объединяя их в кольцо. Возможно, строили межпланетные корабли — Ксандр не представлял развитую цивилизацию без покорения космоса.
Все кончается. Варханы уничтожили Предтеч, обратили их в слуг. Тёмники наложили монополию на науку и в конце концов придумали технику переноса сознания, оживив Дамира в теле Сани. Породили Ксандра.
Что ж.
Варханы — наследники Предтеч. Нынешний мир — следствие прошлого, привет тебе, Бурзбарос, ты укусил свой хвост. И, по логике вещей, Ксандр имеет полное право разрушить цивилизацию варханов. Или, по крайней мере, спасти Юльку. Если получится и то и другое — вообще славно.
Дамир не возражал. То ли посмертие его оказалось не столь сладким, то ли ошибался Ксандр, приписывая чужой памяти умение чувствовать.
Всё стало простым и понятным, как во время учебного боя: вот — твой противник. Неважно, насколько он хорош, и неважно, что он умеет. Сейчас ты должен победить.
Ксандр успокоился. Его не ограничивают ни аппаратные возможности, ни программный код. Он — не пиксели на экране, мир вокруг — не многопользовательский интерфейс, и нет над ним админов и гейм мастеров. Каждый — сам себе бог и сам себе черт, и даже ад, ох, избитая мысль, ты носишь в себе.
Ксандр улыбнулся — встреться ему бер᾿Грон, отшатнулся бы, узрев призрак Дамира, — поудобнее перехватил разрядник и двинулся к реке: босиком по остывшим углям.
* * *
Он выглянул из-за груды почерневших кирпичей: само здание рассыпалось, цемент не выдержал высоких температур. Мирно несла свои воды река, бурная (в горах прошли дожди), мутная, торжествующе-праздничная в солнечном свете. Дымка уже закрыла небо легкой вуалью: от нагретой земли там, за городом, поднимается пар, и природа празднует возрождение.
