– Мне кажется, учитель, и пятая из восьми будет мне по силам, – сказал я со скромным видом. – О чем она?
– Праведный, честный образ жизни…
– А шестая?
– Праведное усилие, изгоняющее зависть, дурные помыслы и влияния…
– Поразительно! – воскликнул я. – Моя научная работа, можно сказать, – как раз о борьбе с дурными влияниями!
Монах умно посмотрел мне в глаза.
– Седьмая ступень – праведное направление мысли, исключающее эгоизм.
– Все верно. Эгоизм – доминанта человекоподобных монстров. Которые и есть источник дурных влияний…
– Монстров? – Остатки седых бровей монаха поползли вверх.
Старичок вернул на место брови и морщины.
– Восьмая ступень! – торжественно произнес он. – Правильное сосредоточение! Полнейшая отрешенность от действительности! Избавление от всех желаний! – Он внезапно замолк, с ожиданием глядя на меня.
– Тут я не совсем согласен, говорю совершенно честно.
– Я оценил твою честность, Пхунг, – с облегчением ответил он.
Старичок, должно быть, боялся, что и восьмую ступень я признаю своей или в какой-то мере освоенной. Мне стало смешно. Наивный добрый старичок опасался, что злоумышленник-колодник из Чужого Времени скакнет на высшую ступень даньчжинского совершенства. «А что? – сказал я себе. – Могу».
До позднего вечера мы не вставали с мягких кошм, и в голове моей не было усталости – любопытство одолевало меня: а что дальше?
Наконец старичок глубоко вздохнул несколько раз – сделал очистительное дыхание – и сказал посвежевшим голосом:
– Теперь сделай вывод, Пхунг.
Выводов напрашивалось много, и прежде всего тот, что он выложил мне всего лишь «учение для толпы», а эзотерическое значение для посвященных не затронул даже намеком. Как будто его и не было. По-видимому, какой-то великий мудрец древности дал людям истины в той форме, которую они способны были воспринять. Значит, должны быть истины в чистом виде. А если их утеряли, то надо попытаться снова вывести их из старинных писаний.
– Говори же, что у тебя в голове, – строго произнес монах.
– Хорошо, учитель. Я скажу. Допустите меня в Запретные Подвалы, я почитаю рукописи, которые там хранятся, и попробую выявить истинные идеи Небесного Учителя. А потом вы сравните их с тайным знанием, которым владеете вы, совершенные.
Старик долго молчал, перебирая четки.
– Тебя не пустят в Подвалы, Пхунг.
– Что нужно сделать, чтобы пустили, о мудрый наставник? Как заслужить? Возможно ли такое?
–
– Надо сделать выдающееся дело, чтобы хотя бы в кратковременном подвиге сравняться с высшим совершенством. Надо умереть, защищая Даньчжинское Время.
Я обалдело смотрел на него. Нет не дурит, говорит искренне.
– Будем думать, – пробормотал я, – как умереть, не потеряв способности читать в Подвалах…
МЯСОРУБКА У КРАСНЫХ СКАЛ
Из джунглей вернулся очередной патруль. Косматые лошадки везли трупы охранников в пятнистых грубых комбинезонах, за ними понуро шли оставшиеся в живых. Люди молча смотрели на процессию, даже дети не плакали и не играли. И только после молитвы жреца, встретившего процессию возле храма, родственники убитых разом заголосили и бросились к лошадям разбирать трупы.
В домах, храмовых помещениях, на перекрестках улиц развесили траурные ленты и полотнища, зажгли пучки курительных палочек…
Начальник охраны прислал за мной босоногого слугу-мальчишку. Говинд ненавидел меня, как и любого оступившегося, тем более оступившегося в джунглях. В этой ненависти угадывалось что-то личное. Поэтому я удивился настойчивым приглашениям слуги.
Странная фигура на местном фоне – этот господин Говинд. Учился в Индии и Японии, защитил диссертацию по этнологии и психологии животных, правоверный дань-чжин, не убивший ни одного животного в своей жизни, – и в то же время грозный начальник охраны. Поговаривали, что он имел тайное разрешение убивать тэуранов и прочих браконьеров, если они оказывают сопротивление. В этом человеке проявились какие-то жгучие парадоксы горного княжества. Я внимательно присматривался к нему. Кто он? Местный диктатор, кандидат в монстры или затаившийся монстр? Или просто незнакомый мне тип молодого ученого даньчжинской нации? Тип упорного до фанатизма человека, идущего к цели? А цель его была понятная всем – покончить с браконьерами и спасти королевских горных от полного истребления.
