Единственный человек, с которым можно было бы поговорить, это Даниель. Но была одна проблема — как могла она сказать Даниель неправду? А если сказать правду, это может повредить маме.
Поэтому Грейс сбросила звонок Даниель так же решительно, как и звонки остальных друзей, и отправилась на следующий урок, опустив голову, хоть это и не мешало людям обращаться к ней. Во время обеденного перерыва Грейс пришлось отбиваться от такого количества вопросов, что в конце концов она взяла свой поднос, так и не поев, выбросила содержимое в мусорное ведро и просидела в женском туалете до звонка.
Но тогда начали приходить текстовые сообщения. Во время уроков запрещено было посылать сообщения, но все всегда это делали. Нарушали правила, и никто не обращал на это внимания. Они нарушили правила, и никому не было до этого дела.
Грейс выключила телефон.
На тренировке было еще хуже. Вопросов было столько, что тренер принял гениальное решение и попросил ее сделать короткое заявление. А что она могла сказать? «Это был ужасный вечер — видимость нулевая — нам теперь очень плохо». Только слова. Они даже приблизительно не передавали того, что она чувствовала. А чувствовала она себя обманщицей. Но не было никакой возможности сказать правду и не выставить обманщиками маму, дядю Хола, полицию, корреспондента из газеты и всех остальных, кто рассказывал о случившемся в тот вечер.
Сегодня она бегала неважно. Первую дистанцию пробежала плохо, вторую еще хуже. А восемьсот метров — свой конек — настолько жалко, что тренер отпустил ее прежде, чем она добежала дистанцию.
Грейс наполовину дошла, наполовину добежала до кондитерской. Телефон все еще был выключен, и она скрылась в тетином кабинете, пока все — из школы, просто все, кого она знает и кто может начать задавать вопросы, не уйдут домой. Она бы сидела здесь до маминого прихода, если бы не проголодалась. Грейс жадно проглотила булочку и два морковных пончика, запила это все эспрессо, который сама сделала, когда тетя не видела. Дело было не в эспрессо. Просто Джил терпеть не могла, когда племянница пила кофе вообще и точка. Но если сегодня еще нужно до ночи делать домашнее задание и учить новые слова, то как обойтись без кофеина?
Девочка чувствовала себя виноватой за то, что действует за спиной Джил, — но не настолько виноватой, чтобы не выглянуть и, прежде чем выйти, не удостовериться, что никого знакомого за прилавком нет. Она осмотрелась, думая, чем помочь тете. До закрытия осталось меньше часа, людей в магазине не было, и остальные работники ушли. Дилан уже вытирал столы, что обрадовало Грейс, поскольку она терпеть не могла эту работу. Ей нравилось сверять чеки по кредитным картам, но Джил делала это сама. Поэтому девочка начала складывать на поднос оставшуюся выпечку. Присев за витриной, она спряталась от тех, кто мог войти.
Грейс поглядывала на дверь. Дилан делал то же самое, бросая обеспокоенные взгляды между взмахами тряпкой, но у него были на то свои причины. В пять у него бейсбольная игра, и он переживал, что мама опоздает. Он уже надел форму и три раза спрашивал Джил, отвезет ли она его на стадион, если Дебора не приедет вовремя. И дважды спросил Грейс, пойдет ли она смотреть игру, если мама не сможет.
Грейс изо всех сил хотела этого избежать. Она просто не смогла бы стоять у всех на виду, глядя, как кучка десятилетних мальчишек пытается ударить по мячу.
Ее уже начала охватывать паника, когда мама наконец приехала. И не из спортзала, как предполагала Грейс, На ней все еще была одежда, в которой она ушла на работу. Мама обняла Дилана, сжала локоть Джил и повернулась к Грейс. Присев рядом, Дебора тихо сказала:
— Я пыталась дозвониться тебе. Как прошел день?
— Хорошо. Пока не вышла газета, — ответила Грейс с неожиданной злостью. Да, злостью на маму. Ведь это Дебора начала этот обман. — Все ребята вытягивали шеи, чтобы посмотреть на меня. Я чувствовала себя преступницей.
— Они просто читали о мистере МакКенне. Не каждый день умирает учитель.
— Они читали о тебе, — возразила Грейс злым шепотом, — и если они не задавали мне вопросы, то смотрели на меня так, будто знали правду. Я еле выдержала тренировку. То есть я плохо пробежала, даже не добежала восемьсот метров, это вообще никуда не годится. Вся команда смотрела на меня.
