— Джон Колби не будет тебе ничего предъявлять, — сказала Карен. — Он знает, что ты значишь для этого города.
— Это может обернуться против него, — заметила Дебора. — Он уже получил предупреждение насчет своей необъективности. Именно из-за того, кем я являюсь для этого города, он, возможно, будет ко мне более строг.
— Почему?
Но Деборе не хотелось опять перечислять возможные обвинения.
— Пусть Хол тебе расскажет. С его стороны было очень мило встретиться со мной.
— Почему бы нет? Он любит тебя.
Во второй раз за сегодняшний день при упоминании о Холе Труттере Дебора почувствовала себя обманщицей.
Карен нахмурилась, видимо, собираясь сказать что-то еще, и на секунду Дебора испугалась, что Хол рассказал жене о своих чувствах. Потом Карен закрыла рот, прокашлялась и тихо сказала:
— Вообще-то я здесь по делу. У меня уже две недели жутко болит локоть. Ты говорила, что я должна сообщать тебе, если что-то долго меня беспокоит.
— Жутко болит? — переспросила Дебора, сразу заволновавшись. — Какой локоть?
Когда Карен протянула правую руку, Дебора взяла ее и начала нажимать пальцем.
— Болит?
— Нет.
— Здесь?
— Нет.
Чтобы исключить перелом, она нажала еще в нескольких местах, стараясь не причинить подруге боль.
Оставив в покое локоть, Дебора осмотрела запястье, подвигала его в суставе. Это заставило Карен вскрикнуть. Когда Дебора повторила движение, Карен опять запротестовала. Дебора еще раз осмотрела локоть, на этот раз обращая особое внимание на боковое сухожилие.
— Здесь, — сказала Карен, шумно вдохнув.
Дебора села.
— Сколько раз на этой неделе ты играла в теннис?
— Каждый день, но…
— Это не праздное любопытство. Карен, у тебя «локоть теннисиста».
— Женщины в моей команде не получают подобной награды.
Дебора облегченно хихикнула.
— У тебя воспаление локтевого сустава, вызванное игрой в теннис.
— Но я уже пять лет играю каждый день. Почему же вдруг появилась боль?
— Потому что ты играешь каждый день в течение пяти лет.
— Я думала, что-то с костью. Ну, знаешь, правая грудь, правая рука…
Дебора прервала ее.
— Знаю, дорогая. В прошлом году были ребра, в позапрошлом — плечо. Это происходит каждый год.
Карен моргнула.
— Каждый год?
— Ну, последние три года. Сколько прошло после мастэктомии[1]*, шесть лет?
Карен сглотнула.
— Ага. Но страх все еще остался.
— Страх будет всегда. Поэтому ты приходишь ко мне на прием.
— Но если причина психосоматическая, почему я ощущаю боль?
— Ох, Ка. Это не психосоматика. Повреждение настоящее. У тебя воспалено сухожилие на внешней стороне локтя. В другое время года ты просто не обратила бы на это внимания. Причина во времени года.
— Но я же не напоминаю себе сознательно, что приближается годовщина.
— Это необязательно. Твое подсознание и так все помнит.
Похоже, Карен наконец-то расслабилась.
— Локоть теннисиста? Ты уверена?
— Девяносто девять процентов.
— И не нужно делать рентген?
— Нет, если ты возьмешь на пару дней больничный, будешь прикладывать к руке лед и принимать противовоспалительное. Если не наступит улучшение, сделаем снимки.
— Ты думаешь, с моей стороны было глупо бежать сюда?
— Вовсе нет, — возразила Дебора. — Я сама говорила, чтобы ты приходила. Ты перенесла рак груди, и врачам приходится относиться к тебе со всей серьезностью. И поверь мне, я так и делаю. Воспаление сухожилия произошло по другой причине, но я понимаю твое беспокойство.
— Ты единственная. Я не могу говорить об этом с Дани. У нее свои страхи.
— А Хол?
— Он не хочет слушать. Начинает нервничать. — Она закусила нижнюю губу, прежде чем выпалить: — По крайней мере, я всегда так думала. Дебора, я должна тебя кое о чем спросить. Как ты думаешь, у Хола когда-нибудь кто-то был?
Дебора спокойно переспросила:
— Ты имеешь в виду любовницу?
Карен кивнула.
— Мне позвонили в понедельник вечером. Какая-то женщина. Она спросила, знаю ли я, где мой муж.
Дебора широко раскрыла глаза.
— А ты знала?
— Я знала, где он должен был находиться. Он должен был находиться на работе. Но что-то в ее голосе говорило, что, возможно, его там нет.
— Ты поинтересовалась, кто она?
— Нет. Я повесила трубку.
— А номер определился?
