— Сейчас не очень подходящий момент, — сказала Дебора. — На нее и так достаточно навалилось.
— Сколько она еще будет на меня злиться?
— Не знаю. Я пытаюсь говорить с ней об этом, но она все еще ощущает себя покинутой.
— Потому что ты это ощущаешь. Ты навязываешь ей свои чувства?
— Мне не нужно это делать, — сказала Дебора с внезапной злостью. — Грейс и сама чувствует себя достаточно одинокой. Ты ее отец, и тебя не было здесь в течение последних двух лет ее жизни. Буквально. Ты не соизволил приехать ни разу. Ни разу! Ты хочешь, чтобы дети приезжали к тебе. Дилана это, возможно, устраивает, но у Грейс здесь своя жизнь. У нее здесь уроки, тренировки, друзья. — Дебора посмотрела на часы. — Я не могу сейчас этим заниматься. Я была занята, когда ты позвонил, и мне нужно вернуться к работе.
— Вот в чем причина, видишь?
— Причина чего?
— Того, что наш брак развалился. Тебе всегда нужно было работать.
— Извини меня! — закричала Дебора. — Это говорит тот, кто работал по шестнадцать часов в день, пока наконец не бросил все это? К твоему сведению, Грэг, я хожу на соревнования Грейс по бегу и на бейсбольные матчи Дилана. Я посещаю концерты в музыкальной школе и школьные спектакли. Это у тебя никогда не хватало времени на нас.
Грэг тихо сказал:
— Я просил тебя переехать сюда со мной.
Деборе хотелось плакать.
— Как я могла это сделать, Грэг? Здесь мои пациенты. Я присматриваю за отцом. Грейс в старших классах, а у нас одна из лучших школ в штате, ты сам это говорил. — Она расправила плечи. — Если бы я переехала с тобой на север, мы жили бы втроем: ты, Ребекка и я. Грэг, ты сделал мне предложение, которое я не могла принять. Поэтому если хочешь поговорить о том, как я развалила наш брак — пожалуйста. Но не сегодня, не сейчас. Мне нужно идти.
Удивившись тому, что рана все еще кровоточила, Дебора отключила телефон прежде, чем Грэг успел еще что-либо сказать. Глядя на желтый фургон сестры с логотипом на борту — стилизованное изображение торта с надписью кремом «Сладкое на обед» — она сделала несколько глубоких вздохов. Немного успокоившись, Дебора вернулась внутрь.
Хол уже закончил читать ее показания. Он стоял, уперев руки в бока. Джил не шевельнулась.
— Все в порядке? — нервно спросила Дебора.
— О’кей. — Хол протянул бумаги. — Если здесь все изложено точно, было бы неплохо узнать, что этот парень делал там под дождем и не был ли он под кайфом от выпивки или наркотиков. Любой человек в здравом уме отошел бы к обочине, увидев приближающуюся машину. Поэтому он под огромным вопросительным знаком. Он, а не ты. Я не вижу ничего, что могло бы тебе угрожать.
Чувствуя себя немного лучше, Дебора сложила бумаги.
— Я пошлю копии для реестра и в страховую компанию. Ты не против?
— Ты обязана это сделать. Только не разговаривай больше с Джоном без моего присутствия. Хорошо?
— Почему?
— Потому что жертва умерла. Потому что я твой адвокат. Потому что я знаю Джона, а Джон знает всю эту кухню. И еще, Дебора, не разговаривай с корреспондентами. Из «Леджера» точно позвонят.
Конечно, позвонят. Тем более что речь идет о смерти. Деборе стало страшно.
— Что я скажу?
— Что твой адвокат посоветовал тебе ничего не говорить.
— Но тогда они подумают, что я что-то скрываю.
— Ладно. Тогда скажи, что ты потрясена смертью Кельвина МакКенны и на данный момент других комментариев у тебя нет.
Деборе такой вариант понравился больше. Она нервно спросила:
— Ты же не думаешь, что будут проблемы?
— Ну, ты убила человека на своей машине. Было это намеренно? Нет. Это случилось в результате неосторожного вождения? Нет. Были ли какие-то нарушения относительно технического состояния машины? Нет. Если группа по восстановлению событий подтвердит все вышесказанное, ты будешь чиста перед законом. Тогда нам придется ждать, что скажет его жена.
Дебора медленно кивнула. Это была не совсем та радостная и благополучная картина, которую ей хотелось бы видеть, но умер человек. И в этом не было ничего радостного.
