Он снова замолчал. Звонарев с трудом переваривал полученную информацию. Полковник приоткрыл дверь в доселе неведомый для него мир — если, конечно, это не был мир его изощренной паранойи.
— Ну так что же? — Полковник с усмешкой наблюдал за ним. — Будешь ты меня лечить или нет?
— Для этого хотелось бы знать, нуждаетесь ли вы в лечении, — смущенно ответил Звонарев. — Ваша жена сказала, что вы не спите, не едите, не выходите из кабинета…
— А ты бы на моем месте спал и ел?
— … Еще ее беспокоит, сможете ли вы пойти в понедельник на работу. По ее словам, вам предстоит зарубежная командировка…
Военный поморщился.
О чем еще с ним говорить и что делать дальше, Звонарев не знал.
— Раз уж меня вызвали, — сказал он, — я обязан осмотреть вас, измерить давление, прослушать сердце, легкие…
— Если обязан, то давай, — равнодушно отозвался полковник и положил руку на стол.
Все было в норме, без особых отклонений. Звонарев, прослушивая сердце, как бы невзначай провел несколько раз фонендоскопом по груди военного: хотел посмотреть, не станут ли полосы красными, как у шизофреников. Нет, они были белыми. Руки не дрожали, реакция зрачков, коленные рефлексы — в норме. Просить дотронуться пальцем до кончика носа он не осмелился. Но версию о паранойе он все же решил отработать до конца.
— Хочу вас вот о чем еще спросить. Я понял, что для вас не имело большого значения, с кем именно поделиться своими невзгодами. Подвернулся я, с вроде бы хорошим лицом, и вы облегчили душу. Что ж, почему бы нет: едва ли я похож на шпиона. Но ведь то, что вы рассказали — государственная тайна. У меня как-то не укладывается в голове, что вы, профессионал, взяли и открыли ее первому встречному. Вы даже не попросили меня никому не рассказывать о ней. Я слушал вас: вы рассуждаете логично, но не кажется ли вам выбор меня в качестве доверительного собеседника нелогичным? Может быть, на вас действительно повлиял испытанный вами стресс и вам надо отдохнуть, подлечить психику — скажем, в санатории?
— Нет, это уже ненаша государственная тайна, — усмехнулся, думая уже о чем-то своем, полковник. — Это уже тайна господ из Лэнгли. Устал я хранить их тайны… Ты прав — мне нужно отдохнуть.
— Ну а может вам, как Штирлицу?… — вдруг вырвалось у Звонарева. — Найти своего Бормана, то есть соперника этого “крота” наверху, и передать ему материалы?
— Это не так уж и глупо, — кивнул полковник. — Они там все друг другу соперники. Как пауки в банке. Но это только Штирлиц может на спичках просчитать все расклады наверху. Есть ли вообще в Политбюро фигура вроде Бормана? Отважится ли он в одиночку на собственную игру? Где в этой интриге Мюллер, который возьмет его сторону? Я не знаю. Я занимаюсь разведкой, а не интригами. Но знаю, что если действовать через одного члена Политбюро в обход всех других, то это скорее приведет к обратному результату. А в лучшем случае — к приватному разбирательству в том же Политбюро. Но зачем тогда эта громоздкая операция “Борман”?
— Ну что ж, — развел руками Звонарев. — Извините, если был очень назойлив. Не хотите ли, я вам сделаю внутримышечно реланиум, чтобы вы поспали?
— Усну без всякого реланиума. Прощай.
— Всего доброго. Не забывайте о санатории. Чем скорее отправитесь, тем лучше. Шпионов много, а здоровье у вас одно, — брякнул он по привычке медицинскую глупость.
Полковник никак не отреагировал на его пожелания, снова уставившись куда-то поверх головы Алексея.
* * *
Супруга полковника нервно ждала Звонарева в гостиной. Рядом с ней стояла тоненькая русоволосая девушка с точно такими же скулами, как у полковника, что, впрочем, делало ее похожей вовсе не на отца, а на молодую Марину Влади в фильме “Колдунья”. Обе женщины с минуту внимательно смотрели в глаза Звонареву. Потом старшая жестом снова пригласила его на кухню. Там дочь полковника проворно налила ему кофе, пододвинула вазочку с печеньем.
— Ну что я могу сказать? — начал Звонарев, отпив из чашечки. — Как я и подозревал, вы ошибались, утверждая, что у вашего мужа нет неприятностей на работе. Просто они связаны не с его личной карьерой, а с положением дел вообще. А поскольку дела у него секретные, он о них и не говорит. Мое личное впечатление о состоянии психики вашего супруга таково: если его неприятности не выдуманы, то поведение его вполне естественно. Если же они плод его воображения, налицо маниакальный синдром. В этом случае с ним должен работать психиатр, а не я. Я же никаких внешних психических отклонений у него не заметил, кроме заторможенности, вполне объясняемой усталостью. Пьющие люди в таких случаях снимают стресс алкоголем, он же не пьет. От предложенного мной укола седативного препарата он отказался. Уверяет, что уснет сам. Вот и все, что я могу сказать.
