К этому моменту он был уже опытным волком и знал о мире, в котором жил, всё. По его рассказам, он не питал иллюзий и ждал повторного ареста. «Я поклялся себе: живым в руки этим вертухаям не даваться». Поэтому, когда в расположение полка на Курской дуге (история, каким образом Игорь Ольгердович попал на фронт, заслуживает отдельного рассказа) приехал особист из штаба фронта и с деловитой быстротой уединился с командиром полка для разговора, Игорь Ольгердович бросился из окопа на нейтральную полосу, накануне ночью заминированную его сапёрами (он воевал командиром сапёрной роты). «Я бы мог застрелиться, но тогда глумились бы: мол, из страха перед разоблачением пустил себе пулю в висок!» Он вознамерился подорваться, якобы проверяя минирование, и подорвался-таки, и осколок остался у него в спине до конца жизни. Насколько правдива эта история? Не знаю, я не был на войне; но осколок под страшным шрамом у себя в спине Игорь Ольгердович мне давал пощупать… С нейтральной полосы его выволокли немцы.
Так он оказался в плену.
Игорь Ольгердович, несомненно, был человеком авантюрного склада. В прежние века из таких людей получались отчаянные сорвиголовы, отважные путешественники, шпионы при неприятельском дворе, лазутчики, а то и такие типы, которые называются «благородные разбойники». Поэтому, когда после окончания войны все пленные распределялись по лагерям, Игорь Ольгердович сумел использовать свою немецкую фамилию и знание французского языка (Глазенап — дворянская немецко-остзейская фамилия) и попал в американский лагерь якобы как французский военнопленный, откуда не грозила репатриация в СССР на верную гибель. В лагере он познакомился с князем Николаем Михайловичем (если я верно запомнил) Лейхтенбергским. Эта встреча определила дальнейшую судьбу Игоря Ольгердовича. Князь рассказал ему о знакомстве с его двоюродным дядей, белоэмигрантом, знаменитым генералом Романом Глазенапом. Генерал жил в Мюнхене; во время войны он сумел не запятнать себя сотрудничеством с Гитлером (последний предлагал ему воевать против Советов, сулил высокий командный пост; русский генерал нашёлся, как послать Гитлера куда подальше). И по выходе из лагеря началась у Игоря Ольгердовича новая жизнь.
После университета и защиты докторской диссертации Игорь Ольгердович через дядины связи устроился работать заведующим русской редакцией радио «Немецкая волна» в Кёльне; потом он вернулся в Мюнхен, где стал обозревателем и политическим комментатором радио «Свобода» — под псевдонимом «Игорь Ланин». Будучи убеждённым монархистом и патриотом монархической России, за много лет работы Игорь Ольгердович так и не сошёлся со своими коллегами, вещавшими на СССР и полными злобы на всё русское. «Ругался страшно с ними, враздрызг!» В конце концов, его прорусская позиция в космополитической редакции «Свободы» вынудила начальство пойти на беспрецедентный шаг: ему предложили уйти на пенсию на… 5 лет раньше пенсионного возраста! «Я у них стал как кол в одном месте! Не давал им брехать! Осточертел этой публике хуже горькой редьки!» Оказавшись на пенсии, Игорь Ольгердович не оставил активных научных студий; писал статьи о русской истории (предметом его учёных изысканий была, как он выражался, «тайная история»), ездил с лекциями по всей Европе — кроме стран Восточного блока, разумеется, — благо языкового барьера для него не существовало.
Однажды, углубившись в историю России начала ХХ века, он в архиве библиотеки Мюнхенского университета наткнулся на подлинное «Дело Бейлиса» — дело, упоминаемое практически в каждой работе и в каждой публицистической статье, посвященной истории России перед Первой мировой войной. Это дело, возбудившее такой шум в России и во всём мире, сейчас практически забыто; вряд ли кто представляет себе, из-за чего трещали журналистские перья и брызгали чернила, кучи денег переваливались из одних карманов в другие, рушились судьбы, взлетали до небес карьеры, вспыхивали дуэли, отлучались от общества — как это произошло с В. В. Розановым, например. По свидетельству Игоря Ольгердовича, документы по этому делу вскоре после его завершения были засекречены царским правительством. Секретный режим по этим документам подтвердили и большевики. Дело было вывезено немцами при отступлении из Киева в 1944 году вместе с архивом НКВД. Благодаря изъятию этих документов из научного оборота — сначала царской охранкой, потом большевистской, потом немцами — постепенно возникло настоящее «белое пятно» в истории России.
